Только твоя...
Шрифт:
-- Настя, надо поговорить. – Сухо начал он.
-- Я тебя слушаю.
Настя старалась держать себя в руках, прежде чем ответить, сосчитала до пяти, успокаиваясь, поэтому и голос получился ровный и спокойный. Вот только спокойствия этого ненадолго хватило. Егор был напряжён, а его равнодушный тон убивал.
-- Я так понимаю, тебя всё устраивает?
Вот этот вопрос был явно лишним, пережить его было сложно, а точнее говоря, невозможно. Снова подкатила обида, ком подступил к горлу, и вместо ответа вылетело лишь очередное жалкое всхлипывание. Настя и сама испугалась такой реакции, а когда над ней навис Егор, пытаясь
-- Что за детский сад?! Настя, выходи.
Сердце колотиться, слёзы катятся из глаз, Настя на пол съехала и больше не сдерживалась.
-- Настя! Открой дверь!
Голос Егора становился всё требовательней, он продолжал стучать в дверь. Даже странно, как не пробил их, казалось, что ногами колотит.
-- Я сейчас выйду.
-- Открой дверь!
-- Дай мне минуту, я тебя прошу.
Было слышно, что от двери он отошёл, сразу стало спокойнее, и смогла с пола встать. Умылась холодной водой, чтобы в себя прийти, но внутри по-прежнему всё горело, обида не отпускала. Замок в двери повернула, а выйти смогла секунд через десять, даже было желание, чтобы Егор сам эту дверь открыл, но его рядом не было. В спальне уже горел свет, она была пуста, а дверь открыта. По телу пробежала мелкая дрожь, а следом за ней пробил озноб. В поисках халата, открыла шкаф, а из него вдруг, со страшным грохотом, чемодан вывалился.
-- Вещи собираешь? – Хмыкнул Егор за спиной. Он уже стоял с бокалом коньяка в руках, неприятно улыбался, а глаза при этом злые, словно ему изменили, а не он.
-- Халат ищу.
-- Он на кресле.
Настя и сама от себя не ожидала, но не расплакалась, когда взглядом с ним встретилась, спокойно прошла по всей комнате, минуя Егора, взяла халат, его одела, не спеша, и только потом замерла, ожидая, что же ей скажут.
-- Говори.
Егор присел на кровать, смотрел с прищуром, а тон приказной, словно на работе.
-- Я не знаю, что ты хочешь услышать.
-- Хочу услышать только то, что ты хочешь сказать. Ведь хочешь.
-- Нет.
Он зло рассмеялся, бокал на столик поставил, а потом его лицо стало серьёзным, а взгляд опасным.
-- Тогда продолжим с того места, на котором закончили: тебя всё устраивает, да?
-- Нет.
-- Так давай это обсудим. Садись.
Настя на кресло присела, но потом поняла, что зря: теперь от злого взгляда было не спрятаться, пришлось его принять. Снова ждала, пока Егор что-нибудь скажет, сама, правда, боялась начать не с того. А он молчал, с каждой секундой раздражаясь всё больше и больше, голову на бок склонил, губами неприятно жевал.
-- Так и будем молчать? – Ответа не дождался. – Хорошо, скажу я. Ты сегодня увидела то, что увидела, но промолчала. Почему?
-- А что я должна была сказать?
-- Даже не знаю… -- Руками развёл, смеясь. – Хоть что-нибудь ты должна была мне сказать, скандал закатить, истерику устроить, просто спросить, что это было, в конце концов.
-- Зачем?
-- Положение обязывает. – Удивился Егор и на Настю уставился.
-- А-а. Да, наверно ты прав. Только вот какое у меня положение… я не знаю.
--
-- Она твоя любовница, об этом знают все.
Егор подавил в себе смешок.
-- Так, допустим. А ты тогда кто?
Настя пожала плечами и взгляд отвела, когда снова на Егора посмотрела, испугалась: лицо у него каменное, глаза злые, уголки губ опущены, вот-вот и он взорвётся, если ответ не услышит.
-- Тоже любовница.
Он поднялся и подошёл к креслу, немного постоял, но Настя на него не смотрела, тогда пришлось на корточки присесть, взгляд её ловить.
-- Ты не любовница. Ты моя любимая женщина. И то, что ты сейчас говоришь, мне совсем не нравится.
-- Да. Только от всех своих любимых женщин ты всё равно идёшь к ней.
-- Кто тебя такое сказал?
-- Она сказала… тебе.
-- Ты слышала?
-- Слышала.
-- Детка, скажи мне, только честно. – Егор взял за подбородок, заставляя смотреть в глаза. – Тебе важно, что ты у меня одна, или тебя всё равно? Скажи, просто у меня такое чувство, что тебя этот факт никак не задел.
-- Не задел? Егор, ты в своём уме?! – Настя руки его оттолкнула, с кресла вскочила, хотела уйти от обиды. Надо же было влюбиться в этого твердолобого! – Ты… ты растоптал меня, понимаешь! Ты растоптал все мои чувства, а теперь говоришь, что мне всё равно?!
Обида вернулась, в груди жгло огнём, щёки вспыхнули краской, а он смотрит и словно не понимает.
-- Я любимая женщина, да? А как это? Как это, по-твоему, должно проявляться, а? Может, ты меня ценишь, может, ты мне доверяешь, может, ты делаешь для меня что-то особенное? Как? Или, если ты меня ревнуешь и… и деньги свои позволяешь тратить, то это повод почувствовать твою любовь? – Не могла его взгляд терпеть и на секунду отвернулась, чтобы сил набраться. – Да ты просто пользуешься мной как вещью, тебе это удобно, что я твоя собственность. Как кресло в твоём кабинете, на котором никто больше не имеет права сидеть, как твой компьютер, к которому никто не смеет прикасаться. Просто вещь! А когда я тебе надоела – ты снова пришёл к ней.
-- Малыш, всё не так.
-- А как?! Ты дал мне работу, квартиру, спишь со мной. Вот только я о тебе ничего не знаю. Ты о себе никогда не рассказываешь. Ты даже в свою квартиру никогда бы меня не пригласил, если бы не случай. Отгородился от меня стеной, и при этом говоришь, что я на что-то имею право, положение обязывает. А какие у меня права – исполнять твои желания?
Настя вошла во вкус, возмущение, которое долго копилось, только набирало обороты, она не думала, что когда-нибудь посмеет выставить подобные претензии, но это его заявление, про любимую женщину, из себя вывело. А Егор принимал всё молча, словно и не о нём она говорит, смотрел, внимательно слушал, но даже возразить не пытался. А когда поток глупостей всё же прервался, резко подошёл, за лицо обеими руками обнял и в глаза посмотрел.
-- Ты ведь знаешь, что всё не так. Знаешь! Почему тогда это говоришь?
-- Потому что это так.
-- Настя! Ты из-за этого сейчас ревела? Из-за этих глупостей?
-- Это мои чувства… хотя для тебя всё глупости. Ты прав.
Невероятная усталость вдруг разошлась по всему телу, и если бы Егор не держал, то так бы и опала на пол. Руки опустились, терпеть его взгляд стало невыносимо.
-- У меня с ней ничего нет. Ты слышишь?
-- Я знаю.
-- А что тогда?