Только ты

Лоуэлл Элизабет

– Где?

– Приподними фонарь повыше, посвети туда, где обвалилась нора. Да, вот так.

Ева вгляделась в боковую штольню. Когда она поняла, что ей довелось увидеть, она резко отпрянула назад, натолкнувшись на Рено.

– Что такое, Ева?

– Кости, – ответила она.

Рено повернулся и поднес фонарь к норе. Что-то тускло блеснуло внутри. Ему хватило мгновения, чтобы понять, что это остатки кожаных сандалий и кости ноги. Сухой, прохладный воздух шахты хорошо сохранил их.

– Это один из предков дона Лайэна? – тихо спросила Ева.

– Слишком маленький.

– Ребенок, – прошептала она.

– Да, ребенок. Он рыл нору, и стена обвалилась.

– Они не потрудились даже подобающим образом похоронить его.

– Опасно копать в рыхлой штольне, чтобы искать мертвое тело, – пояснил Рено. – К тому же с рабами обращались хуже, чем с лошадьми. Ведь испанцы не закапывали своих лошадей, когда они умирали.

Фонарь качнулся в сторону, снова погрузив нору в могильную тьму.

Ева закрыла глаза, затем снова открыла их. Сейчас, когда она знала, что здесь есть кости, темнота действовала ей на нервы.

– Ты спрашивала, что такое «куриная лестница», – сказал Рено через минуту. – Можешь посмотреть.

Из одной норы торчало длинное бревно. По бокам его были сделаны зарубки, которые служили опорой для ног. Нора круто шла вниз, и без такой импровизированной лестницы обойтись было невозможно.

– Иногда просто устанавливают ствол с сучками, – продолжил Рено. – В любом случае функцию свою «куриные лестницы» выполняют.

Дерево было корявым и прохладным на ощупь, за исключением тех мест, на которых находились зарубки. Там множество ног отполировали бревно до блеска.

– Подержи фонарь, – попросил Рено.

Ева взяла фонарь и, затаив дыхание, наблюдала за Рено, который исследовал лестницу. Вскоре она могла видеть только его широкие плечи и шляпу.

– Прочная, – объявил он, глядя вверх. – Если не попадает вода, дерево хорошо сохраняется на такой глубине.

Примитивная лестница вела на другой уровень старой шахты, откуда отпочковывались в разных направлениях многочисленные норы. Большинство из них были настолько узкими, что Рено мог только засунуть туда голову. А в некоторые из них не могла протиснуться даже Ева.

– Есть что-нибудь? – спросил Рено.

Ему не хотелось, чтобы Ева заглядывала в каждую нору, но возразить против этого было трудно. Она могла пролезть дальше и делала это быстрее, чем он.

– Штольня идет дальше, – сказала Ева, вылезая из норы. – А за поворотом другая штольня, вдвое больше этой.

Она поднялась и отряхнулась.

– В этой большой штольне есть одна странность. Стрелки показывают в другую сторону. Кто-то стер головки у стрелок и нарисовал новые головки на хвосте.

Рено нахмурился, вынул компас и сверился с ним.

– Куда поворачивает эта нора?

Ева показала.

– А вторая штольня идет оттуда, – добавила она.

Рено повернулся, чтобы сориентироваться и разобраться с непонятной штольней и двойными стрелками.

– Под таким же углом или угол меняется? – спросил Рено.

– Вот под таким, – ответила Ева, изобразив тупой угол.

– Тебя не пугают эти тесные проходы? Ева покачала головой.

– Ты уверена? – не отступал Рено.

– Абсолютно. Уж лучше подземные проходы, чем хождение по узенькой тропке над пропастью, – кисло проговорила Ева.

При свете фонаря на его губах сверкнула улыбка.

– По мне так лучше это, чем каждый день лазить в нору койота.

Она засмеялась.

– Хочешь, я посмотрю, куда ведет штольня с двойным устьем?

Он поколебался, затем неохотно согласился.

– Но лишь в том случае, если стены из скальных пород. Я не хочу, чтобы ты ползала под рыхлыми породами, какие мы тут часто видели. Ты поняла?

Ева все отлично поняла. Хотя норы и не пугали ее так, как высота, у нее не было ни малейшего желания кончить так, как тот погребенный заживо ребенок.

– Будь осторожна, моя девочка, – сказал он грубовато. – Мне это чертовски не нравится.

Еще меньше ему понравилось ожидать Еву, после того как он перестал ее слышать, а стрелки часов, казалось, остановились. Когда он в третий раз вынул часы, оказалось, что прошло всего тридцать секунд. Он ругнулся и стал медленно считать.

Наконец он услышал, что Ева возвращается. Как только показались ее голова и плечи, он бросился ее вытаскивать, а потом обнял с такой силой, что она не могла вздохнуть.

– Это твой последний поход в одиночестве, – решительно заявил Рено. – Я постарел на десять лет, пока ожидал тебя здесь.

– Но это стоит того, милый, – произнесла ликующая Ева, смеясь и целуя его. – Я нашла его! Я нашла золото!

Два золотых слитка поблескивали при свете костра. И были они такие же чистые и сверкающие, как и в тот момент, когда рабы разлили расплавленный металл в формы и поставили остывать. Рено оторвал взгляд от слитков и посмотрел на девушку, чьи глаза были точно такого же цвета, как сокровища, которые она нашла во тьме шахты.

Ева поймала взгляд Рено, улыбнулась, а затем тихонько рассмеялась.

– Я не могу поверить, что там лежат еще шестнадцать таких же слитков, – сказала она. – Зря ты не позволил мне сползать за ними. Я бы перетаскала их все за то время, которое тебе понадобилось для того, чтобы расширить нору.

– Золото ждало нас долго. Оно подождет до завтра.

– Если бы мы оба…

– Нет! – твердо произнес Рено. – Ты больше не пойдешь в эту нору одна. Участок, где нора приближается ко второй штольне, чертовски опасен.