Толстая книга авторских былин от тёть Инн
Шрифт:
малых детушек кровопийца
да жён беззащитных убийца!
Головы драконьи срубил и задумался:
— Вот если б я раньше додумался
оседлать летающую змеину,
то полетел бы над краем родимым:
как там родные шведы,
что у них на обеды?
Они бы кричали: «Эй, рыцарь,
дома чего не сидится?»
Или: «Великий воин,
хорошо ль тебе там, на воле?»
А
глаз драконий выколь!»
Вот это, мать вашу, слава
от меча до забрала!
А сейчас чего будет, вон:
рты раззявят: «Дракон!»
Ну на кол башку повесят,
позабавятся дети.
Победитель три раз плюнул,
голову змея засунул
в сумку свою великую
и с наимощнейшим криком
домой на кобыле помчался:
— Я самый могучий, встречайте!
Над тушей горного дракона
рука зависла Андрагона:
— Мой меч,
твоя голова с плеч!
Ну и рыло,
чтоб ему пусто было.
Сам знаю, что не летаю,
по горке крутой спускаюсь, мечтаю:
зуб драконий в кармане,
подарю его маме,
вырежу статуэтку,
малу драконью детку,
и пущай её внуки играют!
А маме
подарю коготь:
крючочек выточу, дёргать
отец будет рыбу-кита!
Маманьке же привезу кусочище языка,
жена нажарит,
половину соседям раздарит.
Но что же всё-таки маме?
Сын живой, здоровый и сами,
вроде бы, ничего.
Поживём, родная, ещё!
— Нету силы-силушки
у Ильи, Ильинушки! —
раскряхтелся старый дед,
доедая свой обед.
Что, состарился, Илья?
Ты ж живьём не видел богатыря,
тяжелей топора не держал оружия,
а на пирищах бил себя в груди:
— Я да я,
где правда моя?
В бороде колючей!
Вот чёрт живучий.
Соседи гутарят:
— Сто лет тебе вдарит?
— Сто не сто,
молодой я ещё!
Ну, молодой не молодой,
а как лунь лесной, седой,
молодецкая, правда, душа:
— Подавай, мать, жрать сюда! —
орёт ещё на старуху,
пятую в своей жизни подругу.
— И за что тебя бабы любят?
Нас то так не приголубят.
Старый Илья хохочет:
— А надо морду то не ворочать,
а петушком, петушком,
завалишь её и бочком.
— Ну да?
— Подавай заветну книгу сюда
и записывай за мной:
был я Ильёй богатырём…
Вот так первая былина и родилась,
а родившись, понеслась
по белу свету!
Мы искали белый свет.
Говорят: «Нету.»
Не отдай меня, мать,
зарубеж умирать!
Не отдай меня, отец,
заграницу под венец!
Не отдай меня, родня,
я у вас чи как одна!
Не пущайте меня к князю —
чужеземнейшей заразе!
Двери позапирайте,
никуда не пускайте!
Замков навесьте,
на каланчу залезьте
и смотрите в поле чистое:
не идёт ли сила нечистая
во главе с князем Володимиром
да с воеводой Будимировым.
Как увидите их, так кричите,
скоморохи из ворот выходите
и спляшите же пред дураками,
замордуйте моими стихами!
И падёт князь, падёт войско!
А вы силок бросьте
на Будимирова,
богатырешку всеми любимого,
и волоком к нам тащите,
да под замки заприте
вместе со мною,
красой молодою.
А там и за свадебку
хвалёну да сладеньку!
Гуляй Украина
без Будимира!
Вот и мы в Саратове
ничем не хвастали
доселе,
пока на богатыря не насели!
Ты не привык отступать,
ты не привык сдаваться,
тебе и с бабой подраться
не скучно,
но лучше
всё же на князя ехать,
руками махать и брехать:
— Один я на свете воин!
Я и не спорю,
поезжай хоть на князя,
всё меньше в округе заразы!
Но до меня доехать всё-таки надо,
я буду рада
копью твоему и булату,
а также малым ребятам
и может быть, твоей маме.
Дай бог, жить она будет не с нами.
Банник и Ставр Годинович
Ставил баньку отец Егорушки:
выкопал ямку для проруби,
она водицей то и наполнилась.
Поговорка старая вспомнилась:
место для бани готовь —
снимай травяной покров.
Так и сделал, поляну очистил,
сруб поставил с оконцем под крышей,
печку-каменку сложил,
камни сверху положил.
Закатил бочку и чан для купания.
Можно мыться. Ан нет, есть задание.
— Ходит по Руси такой, де, слух: