Толстый на кладбище дикарей
Шрифт:
– Как же ты теперь?
Федька пожал плечами:
– В городе работу найду. Димон туда сейчас каждый вечер ездит в компьютерный клуб. Сяду на хвост – и поехали… Придумаю что-нибудь.
Тонкий согласился: город большой, может, и правда найдется для Федьки какая работа. На нормального человека, а не гоминида саблезубого…
– Пожди, а гоминид как же?
Федька
– Т-с-с! Услышит! Ты его и так дразнил столько дней! И милиция…
Тонкий глянул вверх: с пляжа до пещеры километр идти и почти столько же лететь. Федька не похож на труса. Стало быть, гоминид отдельно, бомж отдельно?
А Федька, манипулятор мелкий, увидел, как Тонкий нехорошо задумался и вовремя подлез:
– Подари мне крыса, пожалуйста! Ему было у меня хорошо…
Да, если кто не понял, все эти дни, пока Тонкий искал верного крыса, тот спокойненько жил у Федьки. Федька не хотел его отдавать, потому что сам привязался к Толстому.
– Не могу, – ответил Тонкий. – Я тебе другого подарю.
– Правда?
– Конечно.
– А когда?
– Тетя в городе, сейчас позвоню и попрошу ее купить.
Не теряя времени, Тонкий достал из пакета свой новенький телефон и набрал тетин номер.
– Слушаю!
– Занята?
– Нет пока, что ты хотел?
– Крысу для Федьки. Как Толстый. В подарок.
Кто думает, что тетя начала расспрашивать, зачем да как, да почему или ругаться «Некогда мне по зоомагазинам бегать», тот не знает оперов и тетю Музу в частности. Справедливая, но скупая на слова, она сказала:
– Есть! – И отключилась.
Федька смотрел на Тонкого во все глаза: он же слышал только Сашкину половину разговора. Долго смотрел, пока наконец не решился спросить:
– Купит?
– Обязательно.
Федька крикнул: «Ура», швырнул в Тонкого горсть песка. Тонкий закашлял, заплевался, но Федьке показалось мало. Достав из Сашкиного пакета сухие плавки, он напялил их на голову Тонкому и выдал:
– Благодарю тебя, обалдуй в панамке!
Эпилог
Тетя
– Задолбал этот отдых, собирайтесь домой. Сашка, с тобой я никуда больше не поеду: хотела отдохнуть, а приехала в командировку. Федька, загляни на заднее сиденье. – Выпалив это все, она пошла скатывать спальники и запихивать их в багажник.
– Ты закончила дела в городе? – осторожно спросил Тонкий.
– Нет! – рявкнула тетя. – Я уезжаю так, бросив все. Не говори глупостей, конечно, закончила. Дальше обойдутся без меня.
Федька, не теряя времени, распахнул заднюю дверцу машины, сунулся и выскочил с радостным визгом и крысиной клеткой. Тонкий даже не сразу разглядел в опилках крошечного серого крысенка. Зато Федька разглядел. Скакал вокруг тети, скандируя большое человеческое «Спа-си-бо!»
Ленка ругалась, что вся одежда грязная и неизвестно, в чем ей теперь ехать в Москву. Тетя предложила свой оригинальный вариант, заткнув племянницу на полчаса.
Наконец, все уселись в машину.
Тонкий зарылся руками в торчащую из спальника вату, Толстый зарылся туда весь. Ленка врубила плеер, тетя завела «жигуль». После трех дней допросов и ожиданий Тонкого так и распирало спросить. И он спросил:
– Что, бомжа-то посадят?
– Еще как посадят! – Хмыкнула тетя. – Представляешь, на этой плантации успели поработать, наверное, все деревенские дети. Когда они подрастали, он их выгонял и набирал новых. Несовершеннолетним-то ничего не будет, а взрослые ему зачем? А знаешь, что самое противное? Полная деревня свидетелей! И все молчали пять лет подряд. Только теперь запели… – Тетя нажала на газ, и «жигуль» послушно тронулся в гору.
Федька бежал за машиной и махал рукой. Рядом бежал саблезубый гоминид и тоже махал.
Тонкий вспомнил Федькин рассказ про «Вся деревня знала» и решил не расстраивать опера.