Толстый
Шрифт:
Двери салона оказались заперты изнутри, но замок там был простенький, открыть его отвёрткой удалось с первой попытки. Штурмовая группа начала медленно втягиваться внутрь, оставив на дверях заслон из троих человек с карабинами.
Отец шёл первым, за ним, испуганно выглядывая из-за плеча, двигался Борис, удерживая в руке тяжёлый револьвер стволом кверху. Курок был взведён, а палец он предусмотрительно держал за пределами спусковой скобы, чтобы случайно не нажать. Чуть поодаль держался Павел Зиновьич, который ружьё повесил на плечо, а наготове держал шашку. За спиной Бори пристроился «моряк» с помпой.
Атаковали их уже за
— Ошмётками закидает. Паша, руби.
Шашка взметнулась ещё три раза, отделив голову зомбачки от туловища и заляпав кровью белую стену. Группа двинулась дальше, открывая кабинеты один за другим. Живым был только один человек, закрывшийся в туалете тощий педиковатого вида очкарик в белом халате, который выполнял здесь какие-то медицинские процедуры. На вопрос, где остальные он только невразумительно мычал и трясся.
Отец скрипел зубами, но упорно шёл вперёд. В очередном кабинете снова нарвались на зомбачку, бывшую при жизни красивой молодой девушкой, очевидно, что ей делали эпиляцию, так и обратилась, голая, сжимающая в руке полотенце. Обратилась недавно, на руке был явственно виден след укуса.
Удар мачете перерубил тонкую изящную шею. А за следующей дверью отец всё-таки нашёл ту, которую искал. Полина. Его молодая жена, изящная и стройная блондинка, обладая малым ростом, она напоминала статуэтку. Она сидела на маленьком стульчике, одетая в грязный порванный халат. Лицо она закрывала руками, казалось, что девушка плачет.
— Поля, — тихо позвал отец. — Поля, я пришёл. Как обещал. Это я, твой Серёжа.
Полина медленно подняла голову и посмотрела на них. Два бесцветных мутных глаза уставились на людей, крошечные чёрные точки зрачков пытались сфокусироваться сразу на всех вошедших людях. Только недавно обратившись, она ещё не знала, что ей следует делать. Жажда крови ещё не проснулась.
— Полина, я… — отец хотел что-то сказать, но слова застряли у него в горле. Потом он обернулся и сдавленным голосом сказал: — Боря, пожалуйста, я не смогу.
— Понял, — кивнул Борис и повернулся к остальным. — Назад все отойдите, а то рикошет может быть.
Он взял револьвер двумя руками, взвёл большим пальцем уже взведённый курок и направил в лоб Полине. Та как раз сообразила, кто она есть и чего хочет от жизни. Сделала шаг вперёд и вытянула руки к добыче. Особой уверенности в том, что антикварное оружие выстрелит, у него не было, на спуск нажимал с опаской. Отдача мягко ударила в запястье, выстрел на секунду оглушил, револьвер выплюнул облако густого белого дыма, а голова зомби мотнулась назад, Полина рухнула им под ноги и затихла в неестественной позе, похожей на изломанную куклу. Пышные светлые волосы быстро пропитывались кровью.
Отец присел на тот же стул, где только что сидела Полина. Он опустил голову и закрыл глаза. Второго стула не было, поэтому Боря просто присел рядом на корточки и обнял отца за плечи.
— Пап, зря ты так убиваешься, — проговорил он негромко, остальные предусмотрительно вышли, чтобы
— Боря, — отец медленно поднял голову, в глазах стояли слёзы. — Чего ты-то мне мозги клюёшь? Не любила, а то я сам этого не знаю, открыл, блядь, бином Ньютона. Не в том дело. Во-первых, я её любил, этого достаточно, а во-вторых, она, какая бы ни была, моя женщина, а я её не смог защитить, хоть и обещал.
— Старшой, что с телами делать будем? — спросил Моряк, просунув голову в дверь. — Их тут уже под сотню, а на дворе тепло, да и другие твари их будут жрать.
— Надо собрать, — согласился отец, приходя в чувство. — Спалить бы все, да только топлива негде взять.
— Тут, собственно, неподалёку цистерну с соляркой нашли, для генераторов надолго хватит, можно и на костёр часть выделить.
— Так и сделаем, — отец встал и встряхнулся, снова возвращаясь в реальный мир. — Начинайте таскать трупы, только осторожно, один тащит, двое прикрывают.
Нагнувшись, он осторожно, чтобы не испачкаться в крови, поднял с пола мёртвую Полину.
Глава третья
Ужинали сухомяткой уже затемно на фоне огромного костра. Они сегодня успели проделать просто титаническую работу по очистке нескольких кварталов от заражённых (так стали именовать монстров, поскольку привычное «мертвецы» к ним не подходило, они были живыми), а также по утилизации трупов. На завтра был запланирован обход по квартирам, проверить, кто жив, кто мёртв, а кто заражён.
Трупы стаскивали отовсюду, куда только могли дотянуться. Приносили тех, кто был упокоенным зомби, тех, кто был насмерть ими загрызен и даже частично съеден. Находили тех, кто погиб от естественных причин, таких, как самоубийство или несчастный случай, например, погибшие в ДТП, которых этим утром произошло немало. Всего в округе набралось больше четырёх сотен тел, что на бригаду в сорок восемь человек было очень даже немалой нагрузкой.
Похоронить тела решили с помощью огня, чтобы выкопать яму, требовалась техника, которую теперь было не достать, к тому же неизвестно, как следует правильно утилизировать тела заражённых, вдруг зараза сквозь землю пропитается. Для костра выбрали относительно просторный двор, где недавно собирались перестраивать детскую площадку, но успели только снести старые постройки. Тела складывали штабелем в четыре слоя, между ними прокладывали доски и автомобильные покрышки, реквизированные на ближайшей станции шиномонтажа. Неподалёку, на небольшой котельной нагребли один грузовик угля, который также высыпали между слоями трупов и засыпали внутрь покрышек.
А потом получившийся страшный параллелепипед из человеческих тел пролили соляркой из удачно приватизированной цистерны, дождались, пока горючее хорошо пропитает дерево и одежду мёртвых, а потом поднесли факелы с четырёх сторон.
Жар от погребального костра был таким, что отойти пришлось метров на пятьдесят, чёрный дым поднимался в небо, запах выхлопных газов, горящей синтетики, угля, резины и смрад горелого мяса. К утру от тел останется только пепел.
Теперь же вся группа, поедая тушёнку с хлебом и запивая это нехитрое блюдо водкой, смотрела на огромный костёр и слушала объяснения Михаила Борисовича Левинзона, пожилого доктора, проводившего поверхностные исследования заражённых.