Том 1. Ленька Пантелеев
Шрифт:
И вдруг сквозь сон слышит:
— Костя, обедать пора!
Вскинулся Коська, встрепенулся: что такое? Где он? Кто это его обедать зовет?
Видит — у стола дядя Костя хлопочет. Над столом пар клубится. И в комнате чем-то горячим, съедобным пахнет.
Вскочил Коська.
— Ой, — говорит, — дядя Костя!! Когда вы пришли?
— А я, — говорит, — минут сорок уж как пришел. Выспался?
— Выспался, — говорит Коська. Стыдно ему. Как же это он так заснул, да еще на чужой постели. — Вы, — говорит, — простите, что я на вашу койку лег.
—
Потом говорит:
— Ну, садись, будем картошку есть. Сходи в сени, руки сполосни.
Пообедали они с дядей Костей. Потом стали стекла вставлять. Коська замазку месил, гвоздиков из проволоки нарубил, как дядя Костя ему показал. Потом чайник воды на таганок поставил, чай пить сели.
Дядя Костя у Коськи спрашивает:
— Ты как, брат, работы не боишься?
— Нет, — говорит Коська, — не боюсь. Какую хошь давайте работу — все сделаю. Дров нарубить, воды натаскать, пожалуйста. Пол даже могу мыть. Рубаху вам, если хотите, и то могу зашить. Только иглу подлиннее дайте.
Смеется дядя Костя.
— Нет, — говорит, — я не об этом. Я не о такой работе говорю. Я думаю, тебя бы на место определить надо.
— На какое место?
— А это мы, погоди, обмозгуем. Тебя бы по правилам в интернат, в школу определить следовало, да, к сожалению, сейчас чересчур переполнено всюду. Больно уж много на белом свете вашего брата, бездомников, развелось. А насчет работы — это мы, брат, непременно обмозгуем. Ты как на это?
— А примут меня?
— Почему же!
— Мне ведь тринадцати еще нет.
— Какую-нибудь работенку найдем. Тебе пролетарская закалка нужна. Говори правду, Коська, хочешь быть пролетарием?
— Хочу, — говорит Коська. — Только… это что значит — пролетарий?
— А это значит человек, который честным трудом на хлеб себе зарабатывает.
— Да, хочу, — сказал Коська. И голову опустил. И вздохнул. Больно уж ему надоело нечестным трудом колотушки на базаре зарабатывать.
И вот устроил дядя Костя Коську на работу. Работа, правда, пустячная — афишки по городу расклеивать, — а все хлеб. Сказали Коське, что будут платить ему восемнадцать рублей и восемьдесят копеек в месяц. Очень был рад Коська, а еще больше рад, что дядя Костя его жить у себя оставил.
— Я, — говорит, — хоть и с бородой, а такой же, как и ты, круглый сирота. Правда, есть у меня один милый человек, так он не здесь, а в Питере находится. Живи, пожалуйста, мне даже очень приятно, не так скучно будет.
— А жены у вас разве нету, дядя Костя? — спросил Коська.
Помолчал дядя Костя, по комнате походил и ответил:
— Это ты еще мал немножко, не поймешь такие вещи. И есть и нету.
Не понял Коська: как это и есть и нету?
А дядя Костя к окну подошел, пальцем по стеклу постучал. Потом говорит:
— Ты, брат, на меня внимания не обращай. Не стесняйся. Живи, пожалуйста, пока живется. Ты мне этим одно удовольствие доставишь.
Коська у него и поселился. Из двух ящиков
И стал Коська жить припеваючи.
Утром вставали вместе, оба на работу шли. Дядя Костя в каком-то партийном архиве работал. Книги все читал. И писал чего-то.
А Коська по городу бегал, афишки на столбах расклеивал.
К полудню Коська освобождался, бежал домой. Дрова колол, в комнате убирал. Очень старался, чтобы дяде Косте угодить. А тот его ругал.
— Ты, — говорит, — у меня не денщик и не домработница. Мы с тобой друзья и должны все на пару делать.
Обед вместе готовили. После обеда дядя Костя или вслух читал, или Коську заставлял вслух читать. Коське — тому лучше слушать, чем самому читать. Но все-таки, чтобы дядю Костю не обидеть, читал. И приохотился постепенно. Потому что книжки дядя Костя умел забавные доставать. Начнешь читать — интересно, что дальше будет.
Пели вместе под гитару. В садике иногда кое-чем занимались. В кино раза четыре ходили. В шашки Коська научился играть.
Совсем не узнать стало Коську. Приоделся. К сапогам стал привыкать, мылся каждый день, волосы под польку подстриг. Митька Ежик его на улице встретил — не сразу узнал.
— Ты что, — спрашивает, — с фартом? Воруешь?
— Нет, — говорит Коська. — Ошибся маленько. Я теперь не вор, а пролетарий.
Но все-таки дал Ежику двадцать копеек на папироски. Потому что, хоть он, Митька, и вор, а курить ему нечего. А Коське не жалко. Тем более что сам он курить бросил: дядя Костя этого не любит, говорит: буржуазная привычка.
Вот жили они так месяц или полтора. А потом вдруг видит Коська — дядя Костя скучный ходит. Сядут обедать — он не говорит, думает о чем-то. Придет с работы:
— Ну как, новенького ничего?
— Нет, — говорит Коська. — Все по-старому.
Походит дядя Костя по комнате, походит, по стеклу постучит.
— Ну, а твои как дела?
— Дела идут, контора пишет, — говорит Коська.
Смеется Коська, шутит, а самому не смешно.
— Так, так, — говорит дядя Костя. — Это, брат, очень хорошо, что контора пишет. А мне вот она не пишет.
А один раз посмотрел на Коську и говорит:
— Растешь ты, парень. Вот что я думаю: в школу тебе надо определяться.
Испугался Коська:
— В интернат?
— Ну, это не обязательно. Это мы обмозгуем.
Приуныл Коська. Думает: «Надоел я ему, вот он и хочет на учебу меня определить».
А дядя Костя сказал и забыл, о чем сказал. С Коськой он ласковый, шапку ему купил с ушами и с тесемками, а только видит Коська, что он не о нем, а о чем-то другом думает. Ночью дядя Костя спать перестал. Поспит немножко, проснется и опять не спит. В сени часто выходит, воду пьет. Или свет зажжет, лампу газетой прикроет, чтобы Коське спать не мешала, сидит и читает что-то.