Том 1. Педагогические работы 1922-1936
Шрифт:
К этому недостатку присоединяется другой: недописаны фигуры Хромова, Лугового, Никитина. Хромов особенно требует добавлений, ибо драматизм его положения недостаточно подчеркнут. Ему надо бы дать сцену с Рязановой, — сцену, после которой она почувствовала бы, что Хромов работает честно.
Впрочем — все это дело режиссуры, и я Вас спрашиваю: будете ли Вы переделывать пьесу сейчас же или — сначала покажете ее режиссеру? Жду ответа.
Сударь мой! Мне очень хочется обругать вас. Вам бы следовало сначала довести до конца «Педагогическую поэму», а потом уж писать пьесы. А Вы, по примеру литературных юношей, взявшись за одно дело и не кончив
Ну вот, обругал. Легче мне стало? Увы, нет!
Всего доброго. Крепко жму руку.
М. Горький
44. Макаренко — Горькому. [Харьков, середина-конец февраля 1935 г.]
Дорогой Алексей Максимович!
Ругаете Вы меня или помогаете, а я все равно не умею так написать Вам, чтобы хотя бы на минутку Вы почувствовали всю глубину и теплоту моей благодарности и любви к Вам. И я страшно злюсь на себя и на наш век за то, что теперь люди такие деловые и суровые, что они умеют только возиться с материей, что явления в собственных душах такие для них стали непосильные.
Спасибо, что обругали. Это у Вас так сильно и ласково выходит, что мне может позавидовать любой мой воспитанник. Секрет педагогического воздействия таким образом еще и до сих пор для меня проблема. Во всяком случае, после Вашей проборки мне хочется написать не третью часть «Педагогической поэмы», а третью часть чего-то страшно грандиозного.
Это, однако, не мешает «жалкому лепету оправданья».
«Педагогическая поэма» — это поэма всей моей жизни, которая хоть и слабо отражается в моем рассказе, тем не менее представляется мне чем-то «священным». Я не могу писать поэму в сутолоке моей работы в коммуне. Для поэмы мне нужен свободный вечер или какое-нибудь уединение. А пьесы я набрасываю в коммунарском кабинете в трехминутных перерывах между деловыми разговорами, выговорами, заседаниями, удовлетворяя писательский зуд, который так поздно у меня разгорелся в значительной мере благодаря Вашему ко мне внимания. Теперь я уже не в состоянии пройти безучастно мимо интересных людей и коллизий. А так как мне записывать некогда, то хочется написать скорей, пока не забыл ничего.
Оправдался? Кажется, нет. Поэтому даю слово не писать ничего, пока не окончу «Педагогическую поэму», кстати, конец уже недалеко.
А после «Педагогической поэмы» я мечтаю не о пьесах, а о таком большом деле: написать тов. Бубнову — предложение. Я хочу написать большую, очень большую работу, серьезную книгу о советском воспитании. Если у меня хватит здоровья, я уверен — это будет очень важный и капитальный труд. Я однажды приступил к нему, но увидел, что такую книгу можно писать в полном отрешении от текущей работы и обязательно «с книгами в руках», просмотрев все высказывания старого опыта, истории, художественной литературы. Вы даже представить себе не можете, Алексей Максимович, сколько у меня скопилось за 30 лет моей работы мыслей, наблюдений, предчувствий, анализов, синтезов. Жалко будет, если все это исчезнет вместе со мной. Я потому и буду просить т. Бубнова, чтобы мне дали возможность жить в Москве, поближе к книгам и к центрам мысли, и работать. Мне понадобится два года.
Видите, я не очень отравлен драматургией и помню ваше указание — писать о педагогическом деле. Но сейчас мои мозги очень скомканы коммуной: ведь у нас 520 ребят, а я уже достаточно заморился.
Не
И не потому перевоспитывается, что стоит над душой гениальный педагог, а потому, что вся атмосфера, весь тон жизни и отношений новые. Конечно, все это тонкие штуки, и поэтому сократить, дописать, доработать пьесу наедине с самим собой я не сумею. Если пьеса того заслуживает, если она станет объектом работы режиссера или театрального коллектива, я с большим успехом смогу ее улучшить. И Вы так пишете. Поэтому, если Вам придется говорить о моей пьесе с режиссером, Вы считайте, что за моими исправлениями остановки не будет.
Спасибо еще раз за Ваше великое человеческое внимание ко мне и за ласку.
Преданный Вам
А. Макаренко
Харьков, 54 Коммуна им. Дзержинского, А. С. Макаренко.
45. Макаренко — Горькому. Киев, 28.09.1935 г.
Киев, 28 сентября 1935 г., ул. Леонтовича, 6 кв. 21
Дорогой Алексей Максимович!
Сегодня авиапочтой выслал Вам третью часть «Педагогической поэмы». Не знаю, конечно, какой она получилась, но писал ее с большим волнением.
Как Вы пожелали в Вашем письме по поводу второй части, я усилил все темы педагогического расхождения с Наркомпрососом, это прибавило к основной теме много перцу, но главный оптимистический тон я сохранил.
Описать Ваше пребывание в Куряже я не решился, это значило бы описывать Вас, для этого у меня не хватило совершенно необходимого для этого дела профессионального нахальства. Как и мои колонисты, я люблю Вас слишком застенчиво.
Третью часть пришлось писать в тяжелых условиях, меня перевели в Киев помощником начальника Отдела трудовых колоний НКВД, обстоятельства переезда и новой работы — очень плохие условия для писания, в сутки оставалось не больше трех свободных часов, а свободной души ничего не оставалось.
Работа у меня сейчас бюрократическая, для меня непривычная и неприятная, по хлопцам скучаю страшно. Меня вырвали из коммуны в июне, даже не попрощался с ребятами.
Дорогой Алексей Максимович! Большая и непривычная для меня работа «Педагогическая поэма» окончена. Не нахожу слов и не соберу чувств, чтобы благодарить Вас, потому что вся эта книга исключительно дело Вашего внимания и любви к людям. Без Вашего нажима и прямо невиданной энергии помощи я никогда этой книжки не написал бы.
У меня сейчас странное ощущение. Работа окончена, но остались уже кое-какие навыки письма, кое-какая техника, привычка к этой совершенно особенной, волнующей работе.
А в то же время я вдруг опустошился, как будто всю свою жизнь до конца выложил, нечего больше сказать.
Я очень хочу надеяться, что Вы не бросите меня в этот неожиданной пустоте.
Посоветуйте, как сначала наладить мое писательское самочувствие, куда броситься, как сохранить те элементы стиля, которые, вероятно, все-таки есть в моей работе?