Том 1. Российский Жилблаз
Шрифт:
Я. Почтенный хозяин! Нет ли у тебя чего-нибудь пообедать мне с женою, которая там?
Он. Как не быть! У меня добрые щи со свининою, вареная баранина, жареный поросенок. Хозяйка! поворачивайся!
Я. Будет, будет! нам не много надобно, мы люди проезжие! Но у нас теперь не случилось денег.
Он(утирая усы) . Хе, хе, барин! Дело плоховато! Этаким гостям мы не больно рады! Хозяйка, не трудись!
Я уже не смел и подойти к Ликорисе. Она сидела на скамейке, зажавши обеими руками глаза свои. По движению груди ее я догадывался,
Повеся голову шел я медленно к моей Ликорисе, не зная, что и сказать ей, как увидел поднимающуюся пыль по дороге, а после усмотрел и тройку лошадей. «Милая супруга моя! никак, наша повозка! ободрись!» Кибитка приближалась, я уже ясно мог рассмотреть Никиту, о плешивую которого макушу ударяясь, лучи полуденного солнца делали ее подобною шару.
— Мне страшно, — сказала Ликориса, вздыхая, — чтоб брат не стал гневаться, что я провела ночь…
— Хоть лопни, да гневайся! Какая тебе нужда? Ты не девочка десяти лет и не под его присмотром. Почему почтенный брат не изволил гневаться, когда ты жила у господ просветителей? Впрочем, знай, я взял навсегда должность защищать тебя от всякого, кто б то ни был.
Кибитка подъехала, Никита тотчас узнал нас, остановил лошадей, соскочил с козел и, разинув с улыбкою широкую пасть, сказал:
— Эки гуляки! Куда вы запропастились? Шутка ли — такая ночь! Я в сарае, под кибиткою, не мог глаз свести, а они — где-то в поле — ай, ай!
Тут подошел Хвостиков с пасмурным лицом, но приметно было, что Бахус положил уже на нем печать свою.
Хвостиков. Не твое дело, Никита, — знай свое! А где ты была, сударыня, во все это время? Кто дал тебе право шататься по ночам, и притом с человеком незнакомым и посторонним!
Я(с обидою) . С посторонним, государь мой?
Хвостиков(не смотря на меня) . Я требую ответа, Ликориса!
Ликориса(плача) . Братец!..
Я(важно) . Господин Хвостиков! ты видишь, что бедная девушка ослабела от пути и голода. Ей нужно успокоиться и подкрепить силы. А там довольно будет времени удовлетворить твоему любопытству. Прошу заметить: любопытству, но отнюдь не более!
Он посмотрел на меня значительно и пошел вперед выбирать повыгоднее постоялый двор; Никита повел заним лошадей, а я с Ликорисою пошли за кибиткою. Она все еще плакала.
Я. Прошу тебя, не крушись понапрасну. Если он станет еще допрашиваться, я сыграю с ним такую шутку, что у него отпадет охота более тревожить такую добрую, такую нежную мою подругу.
При слове «подруга» она обратила ко мне томные глаза свои и улыбнулась, как улыбается вечерняя заря, когда уже последние лучи ее остаются на тверди. Один миг — их нет, и тьма горизонт покрывает. Так мгновенно сокрылся румянец Ликорисы.
Взъехав на двор, остановились. Хвостиков, подошед к сестре, сказал сурово:
— Готовь обедать! Это — твое дело!
Я(подошед к нему) . Совсем не ее, а хозяйкино. Пусть она ляжет. Когда обед будет готов, мы ее разбудим, поедим — и тогда сколько душе угодно расспрашивай. Приляг, Ликориса! А мы пойдем выпьем от усталости по рюмке водки и кое о чем потолкуем.
Нечего было делать. Вынув водку, пошли за вороты, сели на лавке и поосвежились, выпив по рюмке и закуся плотно. Между тем и Никита, управясь с своими лошадьми, вышел с деревянною чашкою щей, целым хлебом, квасом и сулейкою вина*, начал отправлять свою должность весьма исправно, даром что не было зубов. Когда опорожнил он половину сулейки, то, став повеселее обыкновенного и слыша наши толки о прошедшей ночи, — спросил, выпуча глаза и не донеся ломоть хлеба на полвершка до рта:
— Скажите-тка, господа! Отчего бывает гром и молния?
Хвостиков(важно) . Отчего гром! Какой смешной вопрос! От туч.
Никита. А молния отчего?
Хвостиков. Также от туч!?
Никита. Как же это? И молния и гром — все от туч! Уж бы тому или другому лиху быть! А то обоих бойся! Что-то неладно. Как я слыхал, так гром бывает оттого, что Илия-пророк, у которого лошадки-то не в пример удалее моих, а кибитка и того исправнее, разгуливает себе, батюшка, по небу, постукивает и тем потешается.
Хвостиков. Ха, ха, ха! Илия, лошадки, кибитка?
Никита. Ну что ж? А то лучше небось? Гром из тучи, молния из тучи! Да туча-то сама откуда?
Хвостиков. Разумеется, из облаков.
Никита. А облака разве не то же?
Хвостиков. Совсем нет! Туча есть пребольшое облако; а облако — так, маленькая тучка!
Тут я засмеялся громко.
Хвостиков. Чему радоваться изволите?
Я. Удивляюсь, как Никита не верит вам и не понимает истолкований такого многоученого физика!
Хвостиков(пьет) . Радуюсь, что в вас нахожу слушателя попонятливее Никиты!
Я. Много чести, государь мой! Я не привык учиться у таких велемудрых учителей.
Он. Кажется, и я не неграмотей!
Я. Это вы сейчас доказали своим истолкованием грома, молнии и туч.
Он. Прошу истолковать лучше! (Пьет.)
Я. Не привык пред такими, как вы.
Он(оборотясъ ко мне лицом) . Какими бы, например?
Я. Светилами мудрости!
Он. (щелкнув меня по носу) . Бедняжка! ха, ха, ха! (Отворачивается.)
Я осердился. Да и куда годится такая глупая шутка? Итак, я, не теряя времени, так треснул его по макуше, что он стукнулся носом об стол, за которым сидел. Я примолвил:
— Бедняжка Скорпион, ха, ха, ха!
Он рассвирепел во всем знаменовании сего слова. Вскочил и, пользуясь преимуществом стоящего человека пред сидящим, вцепился мне в тупей обеими руками и давай теребить, приговаривая: