Том 1. Стихотворения 1892-1909

Брюсов Валерий Яковлевич

25 июля 1898

Величание

Величит душа моя господа, И дух мой восторженно-радостен! Источник молитвы так сладостен, Но дерзостным нет к нему доступа. Сама я печатью таинственной Колодец любви опечатала, И ужас на дне его спрятала, Мучительный ужас, единственный. Я слышу поток его внутренний, Но дерзостным нет к нему доступа. И радостно славлю я господа Молитвой вечерней и утренней.

27 июля 1898

Тени прошлого

Осенний скучный день. От долгого дождя И камни

мостовой, и стены зданий серы; В туман окутаны безжизненные скверы, Сливаются в одно и небо и земля. Близка в такие дни волна небытия, И пет в моей душе ни дерзости, ни веры. Мечте не унестись в живительные сферы, Несмело, как сквозь сон, стихи слагаю я. Мне снится прошлое. В виденьях полусонных Встает забытый мир и дней, и слов, и лиц. Есть много светлых дум, погибших, погребенных, — Как странно вновь стоять у темных их гробниц И мертвых заклинать безумными словами! О тени прошлого, как властны вы над нами!

Апрель 1898

Вила

Я тебе скажу, мой милый, Что над нами веют силы: Властны в смене впечатлений Духи, демоны и тени. Ведь душа людей — родник, Где глядится каждый миг Неизменно новый лик, Странен, волен и велик. Образ женский недоступный, Призрак дьявольский преступный, Старца взор невозмутимый, Ведьмы, эльфы, херувимы. Днем вы слепнете вполне, Смутно грезите во сне. Жизнь — как отблеск на волне, Нет волненья в глубине. И в тиши, всегда бесстрастной, Тайне мира сопричастной, Властны в смене отражений Духи, демоны и тени.

17 августа 1899

Звезда морей

La mer sur qui prie

La vierge Marie.

P. Verlaine [7]

И нам показалось: мы близко от цели. Вдруг свет погас, И вздрогнул корабль, и пучины взревели… Наш пробил час. И был я проклятием богу исполнен, Упав за борт, И три дня носился по пенистым волнам, Упрям и горд. Но в миг, как свершались пути роковые Судьбы моей, В сияньи предстала мне Дева Мария, Звезда морей.

7

Море, к которому сверху взывает Дева Мария.

П. Верлен (фр.).

30 августа 1897

К металлам

Золото,убранство тайного ковчега, Где хранят издревле благостные мощи, Золото, добыча хищного набега, Золото, ты символ сладострастной мощи, И в твоем сверканьи медленная нега. Серебро сияет тихо на иконе, Мученице юной покрывает плечи, Серебро так ясно в перелетном звоне, Голос серебристый мне звучал предтечей Прежде недоступных сладостных гармоний. И люблю я бронзу: сумрачные тени Томной баядерки в роскоши вечерней. В твердости изгибов столько легкой лени, Отблески так чисты на холодной черни! Да, люблю я в бронзе тайну отражений. Но не эти тени дороги в металле! Не сравню их блестки я с кинжальным блеском! Змеи резких молний быстро засверкали, Я прильнул, ревнивый, к белым занавескам… Ты — моя надежда, мщенье верной стали!

29 августа 1899

За пределами сказок («Они сошлись в дубраве дикой…»)

Они сошлись в дубраве дикой, Они столкнулись в летний день, Где луг, поросший повиликой, Огородила

сосен тень. Она, смеясь, в притворном страхе, На мягкий мох упала вдруг; Любовь и страсть была в размахе Высоко приподнятых рук. Он к ней припал с веселым криком, В борьбе порвал ей волоса… Пронзительно в молчаньи диком Их раздавались голоса.

29 августа 1899

Случайности

Я верю всегдашним случайностям, Слежу, любопытствуя, миги. Так сладко довериться крайностям, Вертепы менять на вериги. Раздумья свободно качаются, Покорны и рады мгновенью; И жизнями жизни сменяются… Действительность кажется тенью. Я быть не желаю властителем Судьбы, подчинившейся мере. Иду я по звездным обителям, Вскрывая безвестные двери. Все дни направляются случаем, — Могу упиваться я всеми, — И ночи подобны созвучиям В одной беспредельной поэме.

1–3 сентября 1900

Дачи осенью

Люблю в осенний день несмелый Листвы сквозящей слушать плач, Вступая в мир осиротелый Пустынных и закрытых дач. Забиты досками террасы, И взор оконных стекол слеп, В садах разломаны прикрасы, Лишь погреб приоткрыт, как склеп. Смотрю я в парки дач соседних, Вот листья ветром взметены, И трепеты стрекоз последних, Как смерть вещающие сны. Я верю: в дни, когда всецело Наш мир приветит свой конец, Так в сон столицы опустелой Войдет неведомый пришлец.

8 сентября 1900

Песня («Мне поется у колодца…»)

Мне поется у колодца, Позабыт кувшин. Голос громко раздается В глубине долин. Приходи, мой друг желанный! Вот тебя я жду. Травы — одр благоуханный, В скалах грот найду. Нет, никто, никто доныне Не ласкал меня! Грудь и плечи, как святыни, Охраняла я. День настал. Иди, желанный! Кто ты — знает бог! Травы — одр благоуханный, Мягок серый мох. Оплету, вот так, я руки, — Спи между грудей. Вечер. Гаснут, гаснут звуки. Где ты, сын полей? Жду кого-то у колодца; Позабыт кувшин; Песня громко отдается В тишине долин.

Апрель 1900

Папоротник

Предвечерний час объемлет Окружающий орешник. Чутко папоротник дремлет, Где-то крикнул пересмешник. В этих листьях слишком внешних, В их точеном очертаньи, Что-то есть миров нездешних… Стал я в странном содроганьи, И на миг в глубинах духа (Там, где ужас многоликий) Проскользнул безвольно, глухо Трепет жизни жалкой, дикой. Словно вдруг стволами к тучам Вырос папоротник мощный. Я бегу по мшистым кучам… Бор не тронут, час полнощный. Страшны люди, страшны звери, Скалят пасти, копья точат. Все виденья всех поверий По кустам кругом хохочут. В сердце ужас многоликий… Как он жив в глубинах духа? Облик жизни жалкой, дикой Закивал мне, как старуха. Предвечерний час объемлет Окружающий орешник. Небо древним тайнам внемлет, Где-то крикнул пересмешник.