Том 1. В дебрях Индии (с илл.)
Шрифт:
Барбассон тем временем принес ящик с медикаментами; Сердар еще раз обмыл рану, на этот раз бальзамом, разведенным водой, и положил на нее компресс из той же смеси, а затем закрепил его бинтом. Туземец, умственные способности которого были чрезвычайно слабо развиты, не в состоянии был оценить уход, которым его окружали; самые фантастические мысли вертелись в этом примитивном мозгу, который под влиянием многовековых страданий, дошел до уровня обыкновенного животного. Но как только он почувствовал, что боль в его ране утихает, он успокоился и уже с меньшим ужасом смотрел на белых людей.
Кончив перевязку, Сердар уложил своего пациента на матрас, набитый водорослями, затем приготовил укрепляющий напиток из рома, сахара и воды и предложил ему. Удивленный тота-ведда взглянул на него нерешительно,
Бедный дикарь не заставил себя просить на этот раз, хотя все же попробовал напиток сначала с некоторым беспокойством, зато потом с жадностью поднес бокал к губам и выпил все одним залпом. Затем он взял руку Сердара, прижал ее несколько раз ко лбу в знак благодарности и зарыдал, как ребенок.
— Мне очень больно видеть такое наивное горе, — сказал Сердар своему спутнику; — я не могу не подумать при этом, до какого животного состояния может довести человека злоба ему подобных… Что нам с ним делать теперь?
— Не можем же мы тащить его с собой в Нухурмур? — сказал Барбассон.
— Ни одно существо в мире, — отвечал ему Сердар, — не должно знать тайны нашего убежища. Это недоступное место, которому нет подобного, быть может, на всем земном шаре, было открыто случайно нашим другом Рамой-Модели, заклинателем пантер. Эта история стоит того, чтобы ее рассказать, если только вы не слышали уже ее от него самого.
— Вы забываете, Сердар, что в течение всей войны за независимость я управлял вашей шхуной «Диана», которая ждет меня теперь в порту Гоа. Бедная «Диана», увижу ли я ее когда-нибудь? Затем я был с вами во время осады Дели, где я командовал артиллерийским отрядом в крепости, а потому почти не имел случая видеть Раму. Со времени нашего приезда сюда я постоянно нахожусь на борту «Эдуарда-Мэри» и не мог ни часочка поболтать с заклинателем.
— Он мог бы рассказать это в нескольких словах, если бы только вспомнил; эта история так же коротка, как и трогательна. Однажды, когда Рама вместе со своим отцом охотился на этих вершинах за пантерами, он спустился и полетел через край пропасти, стены которой были почти вертикальны, но, к счастью оказались сплошь покрытыми кустарниками, достаточно крепкими, чтобы выдержать тяжесть его тела. Он инстинктивно схватился за один из них, но уже на расстоянии двадцати метров от верхнего края. Прежде всего Рама крикнул своему отцу, чтобы успокоить его, затем попробовал, держась руками за ветки, взобраться наверх, но напрасно; он мог ухватить их только за концы, они были слишком хрупки, чтобы довериться им. Гораздо проще ему было бы спуститься, перевешиваясь с одного куста на другой и держась рукой за ствол у самого корня, т. е. за самую прочную часть кустарника. Поскольку другого пути спасения ему не оставалось, он, уведомив об этом отца, склонился над пропастью и, задыхаясь от волнения, начал опасный спуск. К счастью, Рама встречал на своем пути целые группы пальм и молодых бамбуков, которые так близко стояли друг от друга, что ему удалось наконец добраться до дна после того, как он раз двадцать едва не сломал себе шею. Он думал, что теперь спасен, когда перед ним возникло новое затруднение: он находился на дне обширной воронки в форме конуса, самую широкую часть которой представляла почва, до которой он добрался благодаря своей смелости и ловкости. Напрасно ходил он крутом — стена со всех сторон подымалась на высоту двухсот или двухсот пятидесяти метров, образуя с дном довольно острый угол; чтобы выйти из этой тюрьмы, где вместо крыши виднелось небо, ему нужно было подняться по такой же стене, по какой он спустился. Это то самое место, которое находится в конце подземелий и названо нами колодцем Нухурмура.
— Я так и думал.
— Вы понимаете остальное, потому что мы каждый день проходим тот лабиринт. Маленький ручеек, протекавший на дне этой огромной пропасти, терялся под одной из скал и, казалось, направлялся в самые недра земли. Рама-Модели не побоялся растянуться на дне ручья, который был, к счастью, неглубок, и в таком положении стал ползти под скалой, придерживаясь извилин ручейка. Так прополз он метров около пятидесяти, когда почувствовал, что туннель над ним становится выше, и очутился наконец среди целого ряда обширных пещер, откуда он, несмотря на все свое мужество, мог и не выйти. Только на второй день своего подземного заключения, чуть не умирая от голода и усталости, заметил он вдали луч света, который послужил ему проводником и дал возможность дойти до конца другого прохода, выходившего на озеро.
— Так вы, значит, эти два туннеля, — один из колодца Нухурмура, другой со стороны озера, — расширили, чтобы легче было проходить по ним, и устроили там убежище для себя и Нана-Сахиба?..
— Совершенно верно, мой милый Барбассон! И как вам уже известно, мы закрыли с помощью камня, вращающегося на стержне, единственный вход со стороны озера, который легко мог кто-нибудь увидеть, несмотря на густую растительность, прикрывающую его. Нам никак нельзя открыть тайну нашего убежища этому туземцу; он может заметить его и затем, из-за отсутствия сообразительности, поддаться на подарки и обещания хитрого Кишнайи, если тот проследит за нами вплоть до этих гор. А это вполне может случиться, так как во избежание этого нужно, чтобы никто из нас не выходил из подземелий Нухурмура.
— Они так великолепны, Сердар, что в них можно жить до конца своих дней. Вы ведь и сад устроили там?
— Да… а между тем, судя по наружному виду, ни за что не скажешь, что дно этой пропасти занимает поверхность в двадцать тысяч квадратных метров. Еще задолго до подавления восстания, когда Хейвлок шел на Дели и полное поражение было вопросом только одного месяца, я думал уже об этом убежище, о котором мне сказал Рама-Модели, как о месте, весьма пригодном для Нана-Сахиба и тех из наших товарищей, которые останутся нам верными. Я поручил тогда же нашему заклинателю пантер перевезти туда с помощью Ауджали всякую утварь и припасы; он так хорошо исполнил все мои приказания, что мы можем жить там роскошно и в полном изобилии в течение нескольких лет. Чтобы там ни было, но ввиду того, что на наши следы могут напасть совершенно случайно во время охоты в горах или рыбной ловли в озере, — две несчастные страсти, от которых невозможно отучить Барнета, — нельзя ни под каким видом и ни единой душе открывать тайну нашей крепости.
— Я с вами согласен, Сердар! Но я возвращаюсь к вопросу, поставленному вами в начале этого разговора. Что мы сделаем с этим беднягой?
— Мы можем сделать только одно, тем более, что я совершенно успокоился относительно последствий его раны. Я уверен, что она зарубцуется самое большее дня через три-четыре. Мы высадим его на том месте, где он находился, когда я выстрелил в него, и он сам найдет свое жилье.
Приняв это решение, Сердар пощупал пульс раненого и нашел его спокойным. На борту хранилась провизия, и Сердар решил накормить туземца, чтобы подкрепить его силы; он употребил тот же способ, как и ранее для напитка и прежде чем предложить ему кушанье, сам отведал его. Туземец в ту же минуту набросился на то, что ему предлагали, и принялся пожирать с жадностью, выражая при этом на своем языке явные признаки удовольствия. Барбассон не мог удержаться, чтобы не сказать:
— Нет, право, мы сделали доброе дело… Бедняга, черт возьми, умирал с голоду.
Шлюпку направили к берегу и сделали знак тота-ведде прыгнуть на землю, но бедняга, по-видимому не понимал, тогда они без всякой церемонии взяли его и положили на траву, потому что им некогда было тратить время на бесполезную мимику. Думая, что теперь отделались от него, Сердар со спутником поспешили отчалить от берега, но не отплыли они и десяти метров, как услышали шум тела, нырнувшего в воду, и невольно обернулись. Каково же было их удивление, когда они увидели над водой голову тота-ведды, который плыл, стараясь догнать их!
Ночь быстро последовала за днем, как это всегда бывает под тропиками, где почти нет сумерек, а потому несмотря на небольшое расстояние, разделявшее их, туземец казался обоим французам маленькой черной точкой на поверхности воды.
— Надо ускорить ход! — сказал Сердар. — Когда он потеряет нас из виду, он вынужден будет вернуться на землю.
Барбассон ускорил ход, и шлюпка понеслась по спокойным водам озера, но в ту же минуту до слуха Сердара донеслись жалобные крики.