Том 10. Пьесы, написанные совместно
Шрифт:
Марья Петровна. Я не думала, что это дурно… я думала, что это моя обязанность — рассказать мужу откровенно, как я жила без него и что делала. Женщине в мои годы нужно же какое-нибудь занятие. Мужа я не вижу, детей у меня нет, ведь жизнь опротивеет, если не иметь никакого интереса. Я извелась с тоски.
Анна Степановна. Извелась! Фи, мой друг! Как ты вульгарно выражаешься.
Марья Петровна. Все так говорят.
Анна Степановна. Мещанство, матушка, мещанство!
Марья Петровна. Дело по мне, не мудреное,
Анна Степановна. Кто тебе говорит, что твой коровник — преступление? Молоко необходимо, оно идет в пищу, значит необходимы и коровы, и коровницы; да не твое это дело. Ты улучшаешь скотоводство в губернии! Ведь это смешные фантазии! Об губернии без тебя есть кому заботиться. Для тебя выше всего на свете должен быть муж! Ты говоришь, что скучаешь без работы, да кто ж тебе мешает работать? Мало ли есть женского рукоделья, приличного, чистого! А потом — арфа, ты ее забросила совсем. Нет, скажи лучше, что мещанская кровь сказывается, — вот это вернее.
Марья Петровна. Но, живя в деревне, так естественно заняться хозяйством.
Анна Степановна. «Естественно» — вот еще слово! Ты думаешь, что естественно, то и хорошо? Животные ведут себя естественно, да много ли найдется охотников подражать им. Наши прически, костюмы разве естественны? Был век, когда мужчины носили огромные пудреные парики, а женщины фижмы, под которые пять человек спрятаться могут; уж, конечно, это не естественно, и все-таки благороднее, умней, изящнее этого века не было и не будет в истории. Ну, да что об естественности толковать! Для тебя всего естественнее — стараться нравиться мужу!
Марья Петровна. Я думала, что ему будет приятно, что я занимаюсь делом. Анна Степановна. Очень нужно ему: делаешь ты что-нибудь или нет. Ты не забывай, что прежде всего Александр — художник, он поэт; для него главное во всем — изящная форма. Я не могу поверить, чтобы женщина не могла удержать его подле себя на месяц, на два. А ведь это стыдно в люди сказать: муж не видал тебя три года, приехал погостить, и уж через пять дней уезжать собирается. С мужем и кокетство позволительно, а с такими даже и необходимо. Он почти не живет в России, но я по его письмам знаю, что иногда он среди самой роскошной природы скучает по родине, что он любит Россию и все русское. Вот бы ты надела сарафан, он так идет к тебе, спела бы ему русскую песню, — у тебя прекрасный голос. А ты его тащишь на свою ферму: согласись, что там поэзии не много. И с кем ты его знакомишь? Что такое Мальков? Ведь это мастеровой какой-то. Он едва ли что-нибудь знает, кроме своей химии. Благородный человек, а пачкается с каким-то дрянным заводом. Что он там, купорос, что ли, делает? Прекрасное занятие для дворянина;
Марья Петровна. У него нет состояния, чтобы четверкой ездить.
Анна Степановна. Нет состояния, так поди служить; а купорос, кому нужно, найдут и без него. Интересное знакомство для Александра! Ну, понятное дело, что ему с вами скучно. Он всю жизнь провел с художниками, с артистами, а ты его с мастеровыми знакомишь. Нет, как ты хочешь, ты обязана удержать Александра еще хоть недели на две; если он уедет теперь, это будет твоя вина, это меня очень огорчит.
Марья Петровна. Я постараюсь, я готова употребить все возможное…
Анна Степановна. Только, пожалуйста, не слезы! Это самое верное средство прогнать от себя мужчину.
Марья Петровна. Я знаю, нет — слез не будет; это было да прошло.
Анна Степановна. Разве ты уж разлюбила его?
Марья Петровна. Не разлюбила, ко я стала покойней, со многим примирилась.
Анна Степановна (шарит). Где же это мой бинокль? Ах, я его там забыла, на лавочке.
Марья Петровна. Я его вам принесу.
Анна Степановна. Зачем? не трудись! Я пошлю человека.
Марья Петровна. Да что за труд. (Уходит.)
Сысой показывается из-за кустов.
Анна Степановна. Добрая женщина, а простовата, простовата… Сысой, подай мне кресло.
Сысой подает кресло и отходит за кусты. Входит Ашметьев, насвистывая арию.
Анна Степановна и Ашметьев.
Ашметьев. Об чем задумалась, старушка моя?
Анна Степановна. О прошлом, друг мой; о настоящем мне уже нечего думать. Прошел день, и слава богу.
Ашметьев. Да, я понимаю… скучно тебе?
Анна Степановна. У меня теперь только и радости, что ты.
Ашметьев. Благодарю. (Целует руку у матери.)Но я что же?.. Может быть, оттого я тебе и мил, что ты меня редко видишь.
Анна Степановна. Что за вздор ты говоришь.
Ашметьев. Нет, правду. Я, что называется, непосед, бездомовщина. Если мне остаться подольше на одном месте, я и сам от скуки завою по-волчьи, и все окружающие взвоют, на меня глядя, я — скучающий россиянин. Как нескладно я устроил свою жизнь! Уж если кому не следовало жениться, так это мне. Странное существо — человек: в молодости даны ему страсти для того собственно, чтоб наделать глупостей на всю жизнь; потом, в зрелых летах, дается ему ум, чтобы раскаиваться всю жизнь. Приятное существование! Ну, зачем я женился? Это вопрос; а ответ следующий: затем только, чтоб мучить жену. (Ходит.)Ах, да мне и родиться-то не следовало, чтоб не мучить мать. И это была глупость с моей стороны.