Том 10. Письма
Шрифт:
Поздравляю всех с Новым годом.
Михаил.
Адрес: Москва Третьяковский проезд д. № 11 помещ. 9.
«Торг. Пром. Вестник». Заведов, хроникой.
На верхнем поле письма две приписки:
В 4-м № статья Бориса «Хоз. контроль».
Корресп. на одной стороне листа, о форме не заботься. Лишь бы достоверно. Подписывай фамилию.
М.А. Булгаков - Н.А. Булгаковой-Земской [88]
88
Вопросы литературы, 1984, №11. Письма. Публикуется и датируется по автографу (ОР РГБ, ф. 562, к. 19, ед. хр. 23, л. 1).
10 января 1922 (Из Москвы в Киев)
Дорогая
сегодня получил твое письмо от 1/1 с припиской от 2/1. О стоимости газет и цене пересылки их нечего говорить! Шли немедленно. Само собой, что в ту же минуту, как придет первая партия их, мы покроем их авансовым переводом (и будем покрывать!). Я с нетерпением жду первой корреспонденции, потому что без этого редактор не пошлет денег в пространство. Во всяком случае завтра же буду просить, чтобы тебе двинули деньги.
Ты не пишешь, к сожалению, получила ли «Вестник» бандеролями. Немедленно ответь. Завтра шлю опять.
Шли газеты (киевск., одесск., харьковс.) заказными бандеролями, чтобы иметь квитанции. Материалы жду с нетерпением. Всплывают конкурирующие издания, работаем в муках.
Пиши: какие тресты образовались, кто во главе, что делает биржа (что предлагают, что спрашивают, с маклерами или без них), какие артели образовались, союзы их, как развиваются магазины, банк (курс), состояние рынка, подвоз, спрос, цены и т. д. и т. д.
Что рыночные цены упали на рынке — великолепно. Значит, они соответствуют действительности. Такие цены, как цены Комитета цен, биржевого ком(итета) и т. д., тоже нужны, но они несколько отстают и носят официальный характер. Но они тоже нужны. Наприм.: цены, утвержденные Бирж. Ком. (к примеру) такие-то, такие-то и такие-то.
А рыночные само собой. Итак, жду корреспонденции и газет.
Расход для «Вестника» на газеты настолько грошовый, что о нем и говорить не приходится. Я понимаю, что тебе нужны деньги, но ничего не мог поделать в смысле высылки их, не имея от тебя ответа!! Теперь нажму.
Спешу. Целую тебя и Андрея.
Твой Михаил.
Корреспонденции адресуй:
Москва Угол Маросейки и Лубянского проезда. Номера Еремеева,
комн. №8. Редакция «Вестника» М.А. Булл (Б-у-л-л).
P.S. Не откажи немедленно сообщить, какие газеты в Киеве выходят (нет ли частных). Следующим письмом высылаю тебе мой фельетон «Москва торгует». Может быть, пристроишь его куда-нибудь? Для Киева при нов. экон. политике он может быть интересен.
Переписку деловую поддерживай со мной, не прерывая. Очень прошу об этом. Я же со своей стороны постараюсь тебе доставить заработок. Если «Вестник» пойдет, будешь подрабатывать.
М.А. Булгаков - Н.А. Булгаковой-Земской [89]
13 января 1922 (Из Москвы в Киев)
Дорогая Надя,
сегодня «Вестник» получил твою корреспонденцию о рыночных ценах на 31 декабря, и тотчас же я настоял, чтобы редактор перевел тебе 50 тыс(яч). Это сделано. И одновременно с корреспонденцией меня постиг удар, значение которого ты оценишь сразу и о котором я тебе пишу конфиденциально. Редактор сообщил мне, что под тяжестью внешний условий «Вестн[ик]» горит. Ред(актор) говорит, что шансы еще есть, но я твердо знаю, что он не переживет 7-го №. Finita! Вот этим объясняется малая величина посланной тебе суммы. Если б не это, я надеюсь, что сумел бы ее увеличить.
89
Известия АН СССР. Серия литературы и языка, т.35, 1976, № 5 . Письма. Печатается и датируется по автографу (ОР РГБ, ф. 562, к. 19, ед. xp. 23, л. 2).
Итак: до получения от меня следующего письма, в котором я сообщу окончательное положение дел, ты еще прокорреспондируй (на мой личный адрес), но не трать много денег на бандероли [90] . Сведи расход до minimuma’a. Через два дня дело будет ясно.
В этом письме посылаю тебе корреспонденцию «Торговый ренессанс». Я надеюсь, что ты не откажешь (взамен и я постараюсь быть полезным тебе в Москве) отправиться в любую из киевских газет по твоему вкусу (предпочтительно большую ежедневную) и предложить ее срочно.
90
простые, а не заказные, как я писал! (Примечание М. Булгакова).
Результаты могут быть следующими:
1) ее не примут, 2) ее примут, 3) примут и заинтересуются. О первом случае говорить нечего. Если второе, получи по ставкам редакции гонорар и переведи его мне, удержав в свое пользование из него сумму, по твоему расчету необходимую тебе на почтовые и всякие иные расходы при корреспонденциях и делах со мной (полное твое усмотрение).
Если же 3, предложи меня в качестве столичного корреспондента по каким угодно им вопросам, или же для подвального [91] художественного фельетона о Москве. Пусть вышлют приглашение и аванс. Скажи им, что я завед. хроникой в «Вестнике», профессиональный журналист. Если напечатают «Ренессанс», пришли заказной бандеролью два №. Я надеюсь, что ты извинишь меня за беспокойство. Хотел бы тебе написать еще многое помимо этих скучных дел, которыми я вдобавок тебя и беспокою (единственно, что меня утешает, это мысль, что я так или иначе
91
«подвал» — низ газеты, в котором ставятся фельетоны. Впрочем, вероятно, ты знаешь. (Примеч. М.А. Булгакова.)
Одним словом, раздавлен.
А то бы я описал тебе, как у меня в комнате в течение ночи под сочельник и в сочельник шел с потолка дождь.
Целую всех, Михаил.
Сведения для киевской газеты:
Зав. хроникой «Вестника», журналист, б. секретарь Лито Главполитпросвета, подписываю посевдонимом Булл. Если же они завяжут со мной сношения, сообщи им адрес, имя, отчество и фамилию для денежных переводов и корреспонденции. Словом, как полагается.
Извини за неряшливое письмо.
Писал ночью, так же как и «Ренессанс» [92] . Накорябал на скорую руку черт знает что. Противно читать.
Переутомлен я до того, что дальше некуда.
М.А. Булгаков - Н.А. Булгаковой-Земской [93]
24 марта 1922 г. Москва
Милая Надя,
получил от Коли Г[ладыревского] твое и Варино письма от 3/III. Не могу выразить, насколько меня обрадовало известие о здоровье Вани [94] .
92
Фельетон «Торговый ренессанс (Москва в начале 1922-го года)» подписан псевдонимом «М. Булл». В фельетоне ярко и точно описаны первые месяцы жизни Москвы в условиях новой экономической политики. «...Началось это постепенно... понемногу... То тут, то там стали отваливаться деревянные щиты, и из-под них глянули на свет, после долгого перерыва запыленные и тусклые магазинные витрины. В глубине запущенных помещений загорелись лампочки, и при свете их зашевелилась жизнь: стали приколачивать, прибивать, чинить, распаковывать ящики и коробки с товарами. Вымытые витрины засияли. Вспыхнули сильные круглые лампы над выставками. (...)
Трудно понять, из каких таинственных недр обнищавшая Москва ухитрилась извлечь товар, но она достала его и щедрой рукой вытряхнула за зеркальные витрины и разложила на полках. (...) Окна бесчисленных кафе освещены, и из них глухо слышится взвизгивание скрипок.
До поздней ночи шевелится, покупает и продает, ест и пьет за столиками народ, живущий в невиданном еще никогда торгово-красном Китай-Городе».
Но для Булгаковых наступающие дни будут тяжелейшими...
Обратимся к записям Надежды Афанасьевны Булгаковой-Земской, которые она делала как комментарии к письмам Булгакова:
(Следующее письмо) «написано было М(ихаилом) А(фанасьевичем) сестре Надежде из М(осквы) в Киев в феврале 1922 г. — после смерти матери Варвары Михайловны. Она умерла в ночь на 1-е февраля 1922 г. от тифа в Киеве в квартире своего второго мужа Ив(ана) Павл(овича) Воскресенского.
М.А. смертью матери был потрясен. Письмо это — вылитая в словах скорбь: обращаясь к матери на Ты (с большой буквы), он пишет ей о том, чем она была в жизни детей; пишет о необходимости сохранить дружбу всех детей во имя памяти матери... Мих(аил) Аф(анасьевич)... взял это письмо у сестры „посмотреть“ и не вернул...»
* * *
Незадолго до своей смерти, лежа в постели безнадежно больным, М.А. сказал сестре Надежде: «Я достаточно отдал долг уважения и любви к матери, ее памятник — строки в „Белой гвардии“».
Это было в ноябре 1939 г. (перед отъездом М. А. на лечение в санаторий «Барвиха». Разговор шел о биографии и биографах (о них М.А. отзывался нелестно). М.А. хотел сам писать биографию — воспоминания (м. б. биографический роман).
Сохранились небольшие кусочки из дневника М.А. Булгакова, который он вел в эти и последующие годы. К счастью, сохранились записи именно этого периода. 9 февраля он записывает: «Идет самый черный период моей жизни. Мы с женой голодаем. Пришлось взять у дядюшки немного муки, постного масла и картошки. У Бориса миллион. Обегал всю Москву — нет места. Валенки рассыпались».
Тем не менее он продолжает и в этих условиях заниматься литературой. 14 февраля он записывает: «...Вечером на Девичьем поле в б. Женских курсах (ныне 2-й университет) был назначен суд над „Записками врача“. В половине седьмого уже стояли черные толпы студентов у всех ходов и ломились в них. Пришло [нес]колько тысяч. [...]
Верес[аев] очень некрасив, похож на пожилого еврея (очень хорошо сохранился). У него очень узенькие глаза с набрякшими тяжелыми веками, лысина. Низкий голос. Мне он очень понравился. Совершенно другое впечатление, чем тогда на его лекции. [...] Говорит он мало. Но когда говорит, как-то умно и интеллигентно у него выходит. [...]»
На следующий день Булгаков записывает: «Погода испортилась. Сегодня морозец. Хожу на остатках подметок. Валенки пришли в негодность. Живем впроголодь. Кругом должны. „Должность“ моя в военно-редакционном совете сводится к (побегушкам), но и то спасибо...»
93
Вопросы литературы, 1984, № 1. Письма. Публикуется и датируется по ксерокопии с автографа (ОР РГБ, ф. 562, к. 19, ед. хр. 23, л. 3-8).
94
Булгаков Иван Афанасьевич (1900—1968) — брат Михаила Афанасьевича. После гражданской воины оказался за границей, в Париже.