Том 10. Рассказы и повести

Валерий Николаевич Неволин, молодой брюнет небольшого роста, исхудалый, с впалой грудью и с блестящими глазами, — две недели ежедневно приходил на станцию маленького Кларана — встречать курьерский поезд из Лозанны.

Он не сомневался, что сегодня жена приедет.

И в это утро Неволин особенно заботливо приоделся в обновку — пару из

белой с синими полосками фланели, повязал белый галстук, надушился, еще раз занялся подстриженной кудрявой бородкой и особенно внимательно разглядывал в зеркале свое смуглое землистое лицо, осунувшееся, с заострившимся носом и мертвенно-бледным лбом.

Возбужденный ожиданием, он чувствовал себя бодрее и сильнее и, радостно взволнованный, вышел из пансиона, предварив горничную Берту, что с поездом приедет жена.

Короткое расстояние до станции Валерий Николаевич прошел, не задыхаясь, хотя сентябрьское утро было жаркое.

Только подъем на небольшую лестницу, ведущую на станцию, очень утомил его. Он порывисто дышал, жадно вдыхая воздух, и в груди что-то хрипело.

Неволин передохнул у лестницы, вышел на платформу и присел на скамейку.

До прихода поезда оставалось пять минут.

— Извините… не опоздает? — спросил Неволин глухим, слегка заискивающим голосом проходившего начальника станции, приподнимая белую полотняную шляпу.

Шеф приостановился.

— Доброго утра, господин Неволин… Ни минуты опоздания! — приветливо ответил старый, сухощавый и крепкий швейцарец.

И с ласковой, подбадривающей уверенностью прибавил:

— Надеюсь, сегодня дождетесь.

— О, разумеется!

— Получили телеграмму?

— Жена не любит телеграмм! — внезапно сочинил Неволин и смутился.

Эти пять минут казались ему бесконечными. Он предвкушал радость встречи и волновался еще более. Ему казалось, что с поездом что-нибудь случилось, и Неволин беспрестанно вынимал часы.

Наконец раздался протяжный свисток.

Неволин сорвался со скамейки и приблизился к краю платформы. Он, видимо, бодрился и старался крепче стоять на ногах.

Еще несколько секунд, и небольшой поезд, окутанный черным дымом, вылетел из туннеля и на всем ходу сразу остановился на станции.

— Три минуты остановки! — прокричал кондуктор.

Неволин жадно взглядывал на окна, на двери вагонов. Вышло несколько пассажиров с ручным багажом. Неволину бросилась в глаза приехавшая прелестная девочка, тоненькая, хрупкая, бледная как смерть, с букетом роз. Она весело улыбалась. И сопровождающие ее мужчина и дама старались улыбнуться девочке-подростку и, казалось, их печальные, серьезные лица просветлели надеждой.

«Привезли умирать!» — подумал Неволин.

И не думавший, что и на него смотрят, как на приговоренного, он не терял еще надежды найти замешкавшуюся жену и стал обходить все вагоны, заглядывая в окна, и видел чужие лица, внезапно становившиеся серьезными при виде взволнованного, растерянного и страшно исхудалого чахоточного.

— En voitures! [1]

Поезд помчался дальше.

Неволин проводил его тоскливыми глазами и вдруг почувствовал себя одиноким, сиротливым и несчастным.

И голубое озеро, и савойские горы, и высокое бирюзовое небо с ослепительно-жгучим солнцем, и тополи, и платаны, все, все, казалось, потеряло в глазах Неволина красоту и прелесть.

Неволин ушел со станции, избегая встретить начальника станции и сторожей. И, опустив голову, еще медленнее пошел домой.

Порыв безнадежного отчаяния скоро прошел.

Он подумал о жене, вспомнил ее письма, и ему стало стыдно за такое малодушие. Снова оживший и воспрянувший духом, он поднял голову и уверенно и вызывающе прошептал:

— Завтра приедет!

Ни в одно мгновение он не упрекнул, даже мысленно, жены за то, что она все откладывает отъезд.

Еще бы!

Не такой же он больной, чтобы Леля бросила срочную работу, оставила серьезно заболевшую мать и полетела бы к нему, точно к умирающему.

Недаром же Неволин в своих частых, длинных и влюбленных письмах постоянно повторял, что здоровье улучшается, и доктор Вернэ, необыкновенно внимательный и добросовестный старик, не сомневается в выздоровлении больного. По словам доктора, коховских палочек * не найдено. И чахотки нет. Упорный катар легких, из-за него и слабость по временам. Но все пройдет. Следует только хорошо питаться, бояться простуды и держать строгий режим.

Неволин верил, ждал выздоровления с такою же верой, с какой ждал приезда жены, и старался пунктуально исполнять все предписания доктора.

Только, при всем желании, не мог, как предписывал врач, не волноваться, не скучать и не худеть.

И он деликатно умалчивал в письмах, что скучает один до одури и очень волнуется, если от жены долго нет письма.

Уставший, поднялся Валерий Николаевич в первый этаж пансиона.

— Опять возвратились один, дорогой monsieur Nevoline? Что случилось? — с порывистым, горячим и, видимо, притворным участием спросила откуда-то появившаяся в коридоре хозяйка, говорившая на многих языках и на всех довольно скверно.

Это была пожилая, величественного роста дама, надушенная, напудренная, затянутая в корсет, с рыхлым, красноватым лицом, когда-то, казалось, не лишенным несколько грубоватой красоты, всегда приятно улыбавшаяся жильцам, всегда предупредительная и не без достоинства поддерживавшая репутацию и своего пансиона и своего образцового административно-хозяйственного умения.

Она, по обыкновению, была в черном шелковом платье, безукоризненно причесанная, с подвитыми прядками рыжеватых волос, с кольцами на толстых, коротких пальцах, с браслетом на руке, с брошкой и с длинной золотой цепочкой от часов, тихо колыхавшейся на внушительном бюсте.