Том 12. Из 'Автобиографии'. Из записных книжек 1865-1905. Избранные письма

Твен Марк

Я знал также, что "Отель Сент-Джеймс", купленный Джонсом, перестал давать прибыль, потому что Джонс, человек щедрый, на девяносто девять процентов состоявший из великодушия, каким остался и до сего дня, населил свой отель от чердака до подвала бедными родственниками, собранными со всех концов земли, - водопроводчиками, каменщиками, незадачливыми пасторами и всякого рода людьми, которые ничего не смыслили в гостиничном деле. Мне было известно также, что для посторонней публики в отеле нет места, потому что все остальные номера в нем заняты множеством других бедных родственников, которые съехались со всех концов земли по приглашению Джонса и ждут, пока он подыщет им доходные места. Мне было также известно, что Джонс купил порядочный кусок штата Калифорния с обширным участком для постройки города, местом для железных дорог и очень красивой, большой и удобной гаванью,

расположенной перед будущим городом, и что он до сих пор в долгу за это приобретение. И потому я согласился подождать некоторое время.

Проходил месяц за месяцем, и время от времени Лестер сам вызывался съездить к Джонсу. Его поездки цели не достигали. Дело в том, что Лестер боялся Джонса и никак не решался беспокоить его моими делами, когда тот и без того был обременен своими. Он предпочитал врать мне, будто видел Джонса и говорил с ним о моем деле, а в действительности он ни разу о нем не заикнулся. Года через два или три мистер Сли из нашей угольной фирмы в Элмайре предложил переговорить по этому поводу с Джонсом, и я согласился. Он поехал к Джонсу и приступил к делу со свойственным ему тактом, но не успел он начать, как Джонс поднял глаза и спросил: "Неужели вы хотите сказать, что эти деньги так и не были отданы Клеменсу?" Он тут же выдал чек на двадцать три тысячи, сказав, что они были бы уплачены вовремя, если б он только знал.

Это было весною 1877 года. С этим чеком в кармане я опять был готов искать путей к быстрому обогащению. Читатель, введенный в заблуждение тем, что я рассказал о своих похождениях, подумает, что я сразу кинулся на поиски такого случая. Ничего подобного. Я уже обжегся и не желал даже слышать о спекуляциях. Генерал Холи пригласил меня однажды в редакцию газеты "Карент". Я отправился туда с чеком в кармане. Там сидел какой-то молодой человек, который сказал, что раньше он был репортером одной газеты в Провиденсе, а теперь занялся другим делом. Он работает у Грэхема Белла{259} агентом по распространению нового изобретения, которое называется телефон. Он верил, что у этого изобретения большое будущее, и предложил мне приобрести несколько акций. Я отклонил это предложение. Я сказал, что не желаю больше иметь дело с ненадежными спекуляциями. Тогда он предложил мне акции со скидкой. Я сказал, что и со скидкой не желаю. Он пристал ко мне как смола: настаивал, чтобы я взял хотя бы на пятьсот долларов. Он сказал, что на пятьсот долларов даст мне сколько угодно акций - сколько можно захватить руками и насыпать в шляпу; сказал, что за пятьсот долларов я могу насыпать полную шляпу. Но я уже обжегся и устоял против всех этих соблазнов, устоял без всякого труда, унес свой чек в целости и сохранности, а на другой день отдал его взаймы, без расписки, одному приятелю, который обанкротился через три дня.

В конце этого года (а может быть, и в начале 1878 года) я поставил телефон у себя в доме и соединил его проводом с редакцией "Карента". Это был первый телефонный провод во всем городе и первый частный телефон во всем мире.

Мне молодой человек не смог продать ни одной акции, зато он продал несколько полных шляп старому продавцу мануфактурной лавки в Хартфорде, на пять тысяч долларов. Это был весь капитал старика. Он копил их полжизни. Удивительно, до чего неблагоразумны люди и как они не боятся рисковать своим состоянием, стремясь поскорее разбогатеть! Я даже огорчился за старика, когда мне это рассказали. Я подумал, что мог бы спасти его, если бы мне представился случай поделиться с ним моим опытом.

Мы отплыли в Европу 10 апреля 1878 года. Мы пробыли в отъезде четырнадцать месяцев, а когда вернулись, то чуть ли не первым увидели этого продавца - в роскошной коляске, с ливрейными лакеями на запятках: его телефонные акции подваливали ему доллары с такой быстротой, что он едва успевал загребать их лопатой. Удивительно, что людям неопытным и малознающим так часто незаслуженно везет там, где опытные и знающие терпят неудачу.

26 мая 1906 г.

[Я СТАНОВЛЮСЬ ИЗДАТЕЛЕМ]

Я уже упоминал о том, что выписал моего родственника Уэбстера из городка Дюнкерк (штат Нью-Йорк) для того, чтобы он вел мои дела с первым патентом, за полторы тысячи долларов в год. Это предприятие дало мне сорок две тысячи убытка, и я решил, что теперь настало самое удобное время прикрыть его. Я задумал стать своим собственным издателем и поручить эту работу молодому Уэбстеру. Он полагал, что, пока он учится делу, ему следует получать две с половиной тысячи в год. Я попросил два дня на размышление, чтобы обсудить

этот вопрос как следует. Для меня это была полнейшая новость. Я припомнил, что типографские ученики не получают ровным счетом ничего. Расспросив людей, я узнал, что точно так же обстоит дело с каменщиками, штукатурами, жестянщиками и со всеми прочими. Я узнал, что даже адвокаты и будущие врачи не получают жалованья за то, что учатся своему делу. Я припомнил, что на Миссисипи ученик лоцмана не только не получал никакого жалованья, а еще сам должен был уплачивать лоцману некоторую сумму наличными, которых у него не было, - и сумму немалую. Я сам так сделал. Я уплатил Биксби сто долларов, и деньги эти были мной взяты взаймы. От одного человека, который готовился в проповедники, я слышал, что даже Ной не получал жалованья целые полгода - отчасти из-за погоды, отчасти из-за того, что он только учился навигации.

В результате этих моих размышлений и наведенных справок я пришел к убеждению, что в лице Уэбстера я обрел нечто совершенно невиданное в истории. А кроме того, я решил, что юношу из глухой провинции, который явился в Нью-Йорк начинать жизнь с пустыми руками, который еще ничем себя не проявил и еще неизвестно, как проявит в будущем, и, однако, не моргнув глазом, собирается учиться делу на чужой счет и берет за это благодеяние больше, чем президент Соединенных Штатов был в состоянии когда-нибудь отложить из своего жалованья, которое ему платят за управление самой трудной страной в мире, если не считать Ирландии, - что такого юношу стоит принять на службу и притом немедленно, чтобы не упустить. Я подумал, что если его преувеличенный интерес к собственной персоне удастся хотя бы частично переключить на защиту интересов ближнего, то я от этого только выиграю.

Я возвел Уэбстера в ранг фирмы - она называлась "Издательство Уэбстер и компания" - и водворил его в довольно скромном конторском помещении из двух комнат на втором этаже, где-то поблизости от Юнион-сквер, не помню, где именно. В помощники я дал ему конторскую девицу и даже клерка - мужчину средних размеров, достоинством в восемьсот долларов. Первое время у него был еще один помощник. Этот человек долго занимался изданием книг по подписке, изучил это дело до тонкости и мог обучить ему Уэбстера, - что он и сделал, причем за обучение уплатил я. Это было в начале 1884 года. Я вручил Уэбстеру довольно солидный капитал и рукопись "Гекльберри Финна" в придачу. Уэбстер стал моим главным агентом. Его дело было рассылать агентов по всей стране. Таких агентов по подписке у час в то время было шестнадцать. У каждого агента были сборщики, которые собирали подписку. В Нью-Йорке Уэбстер сам был сборщиком.

Но прежде чем наладить таким образом дело, предусмотрительный Уэбстер предложил мне сначала составить и скрепить подписями и печатями договор, а потом уже приниматься за работу. Эта мысль показалась мне здравой, хотя мне самому она не приходила в голову: я хочу сказать, что потому она и показалась мне здравой, что пришла в голову не мне. Для составления договора Уэбстер привел своего юриста. Я уже начинал приходить в восторг от Уэбстера и в порыве великодушия, не успев даже подумать, предложил ему десятую долю прибылей сверх жалованья, без участия в расходах. Уэбстер немедленно отклонил мое предложение с обычной в таких случаях благодарностью. Это еще повысило его в моих глазах. Я-то хорошо знал, что предлагал ему участие в деле, которое даст ему по меньшей мере вдвое больше денег, чем жалованье, но он этого не знал. Он холодно и умно учитывал все мои пророчества о высокой коммерческой цене "Гекльберри Финна". И это явилось лишним доказательством того, что в лице Уэбстера я обрел сокровище; человека, который не теряет головы и всегда спокоен, человека осторожного, - такого человека, который никогда не пойдет на риск в неизвестном ему деле. Разве только на чужой счет.

Договор был составлен, как я уже говорил, молодым юристом из городка Дюнкерка (штат Нью-Йорк), который произвел на свет и его и Уэбстера и еще не пришел в себя после такого подвига. Уитфорд имел право подписываться: "представитель фирмы "Александер и Грин". Александер и Грин имели очень большое доходное дело и недостаточно совести, чтобы причинить этому делу убыток, что довольно явно сказалось в прошлом году, когда землетрясение вытрясло все потроха из трех других крупных страховых обществ. Они держали на жалованье артель из двадцати пяти адвокатов, и Уитфорд был одним из них. Это был очень добродушный, любезный и абсолютно невежественный человек, а глупости в нем было приблизительно столько, что ее можно было обмотать вокруг земного шара четыре раза и завязать узелком.