Том 13. Салли и другие
Шрифт:
— Как сэру Юстасу Уиллоуби.
— Как вы сказали?
— Это из «Тайны красного рака». Его однажды вечером в собственной библиотеке шмякнули по макушке тяжелым предметом, и если хотите знать мое мнение, это сделал дворецкий. Но я вас перебил.
— Да, вы меня перебили.
— Простите. Вы говорили, что для вас это было словно удар обухом по голове.
— Совершенно верно. Я прямо закачался.
— Сильное, видно, было потрясение.
— Чрезвычайно сильное. Но теперь… Помните, ваша тетя вручила мне телеграмму для передачи Флоренс?
— Да,
— Она была от Чеддера о расторжении помолвки.
Я, разумеется, не наблюдал за тем, как Перси качался, испытав потрясение, но в любом случае не так сильно, как я при этих его словах. Закат у меня перед глазами заходил ходуном, а пташка, добывавшая червячка себе к ужину, на мгновение обернулась двумя пташками, и обе мелко дрожали.
— Ч… что? — прохрипел я, едва устояв на ногах.
— Да-да.
— Он расторг помолвку?
— Именно.
— Господи! Но почему? Перси покачал головой.
— Этого не могу вам сказать. Я только знаю, что нашел Флоренс на конюшенном дворе, она чесала за ухом кота. Я подошел и говорю: «Вот телеграмма вам». А она на это: «Да? Должно быть, от д'Арси». При звуке этого имени я содрогнулся, и пока я содрогался, она вскрыла конверт. Телеграмма была длинная, но Флоренс прочитала лишь начальные строки и вскрикнула. Я спросил: «Что, дурные вести?» А она сверкнула глазами, приняла гордый, холодный вид и ответила: «Вовсе нет. Вести замечательные. Д'Арси Чеддер расторгает помолвку».
— Ну и ну!
— Еще бы не ну.
— А больше она вам ничего не сказала?
— Нет. Только произнесла несколько убийственных слов про Чеддера, с которыми я полностью согласен, и удалилась в направлении огорода. Я же пошел прочь, как вы можете себе представить, вне себя от радости. Я противник современной манеры пользоваться жаргонными выражениями, но признаюсь без стыда, что шел и бормотал про себя: «Шик-блеск-красота!» Простите меня, Вустер, я должен вас оставить. Не стоится на месте.
С этими словами Перси двинулся прочь, гарцуя, как молодой мустанг, а меня оставил одного разбираться с вновь создавшимся положением.
Меня охватили мрачные предчувствия. А если вы спросите: «Но почему же, Вустер? Все же в полном порядке. Правда, свадьба упомянутой девицы с Сыром Чеддером отменяется, но тебе-то что? Ведь тут же под рукой имеется Перси Горриндж, который всегда с радостью готов взвалить на свои плечи бремя белого человека». Но я вам отвечу: «А вы видели когда-нибудь Перси Горринджа?» То есть я не представляю себе, чтобы Флоренс, даже с досады, согласилась принять ухаживания субъекта, который по своей доброй воле отпустил баки и сочиняет стихи про закаты. Гораздо вероятнее, думалось мне, что оставшись с незаполненной бальной картой на руках, она пойдет по испытанному и верному пути, иначе говоря, обратится к злосчастному Бертраму. Так она уже поступила однажды, а такие вещи легко приобретают силу привычки.
Я недоумевал: что могло побудить Сыра к такому непостоянству? Нет, что-то тут не так. При нашей последней встрече,
Что же, в таком случае, могло пригасить светоч его любви, и так далее?
Может быть, это он из-за усов? Увидал себя в зеркале на третьи сутки, третьи сутки — самый опасный срок, и понял, что никакие радости супружества этого не искупят. Поставленный перед выбором между любимой девушкой и выбритой верхней губой, он не выдержал, сломался, и отдал предпочтение губе?
Желая получить информацию из первых рук, я поспешил в огород, где, если верить Перси Горринджу, должна была находиться Флоренс, — ходит, наверное, сейчас взад-вперед, понурив голову.
И действительно, она находилась там, и голову понурила, только не прохаживаясь взад-вперед, а наклонясь над крыжовенным кустом и жадно поедая крыжовник. При виде меня она выпрямилась, и я сразу, без предисловий, задал вопрос по существу:
— Что такое я слышу от Горринджа?
Она со страстью проглотила крыжовину, что свидетельствовало о душевном волнении, и я убедился, что, как я и ожидал на основании слов Перси, она вне себя от бешенства. Видно было, что она отдала бы все ежегодные деньги, которые получает на булавки, только бы съездить д'Арси Чеддеру зонтиком по голове.
Я продолжал:
— Он говорит, что в вашей лютне образовалась трещина?
— Простите, не поняла?
— Трещина между вами и Сыром. По словам Перси, гармония нарушена, и будто бы Сыр расторг помолвку.
— Совершенно верно. Разумеется, я очень рада.
— Вы рады? Вы довольны случившимся?
— Конечно. Какая девушка не обрадуется, избавившись от жениха, у которого лицо свекольного цвета и голову словно накачали велосипедным насосом?
Я прижал ладони ко лбу. Как человек довольно проницательный, я определил на слух, что такой разговор — не язык любви. Право же, ведь если бы вы услышали, как Джульетта отзывается в подобном духе о Ромео, вы бы наверняка удивленно вздернули брови и заподозрили нелады в их отношениях.
— Но когда я с ним виделся последний раз, все вроде бы было в порядке. Я бы поклялся, что он, хоть и нехотя, но смирился с отращиванием усов.
Флоренс опять нагнулась и сорвала крыжовину.
— Усы ни при чем, — сказала она, поднявшись из-за куста. — Все дело в том, что д'Арси Чеддер — ничтожный, низкий, ползучий, пресмыкающийся, жалкий и презренный червь, — на одном дыхании отбарабанила она сквозь сжатые зубы. — Знаете, что он сделал?
— Нет, конечно.
Она опять нырнула за крыжовиной, подкрепилась, и когда снова показалась на поверхности, у нее из обеих ноздрей вырывались языки пламени.