Том 15. Дела и речи
Шрифт:
Париж — тот город, который по праву должен явить миру это величественное зрелище.
1870 год — ужасная война-ловушка — был делом рук Пруссии; 1878 год — победа мира — будет ответом Франции.
Всемирная выставка 1878 года будет жесточайшим поражением, которое мир нанесет войне.
Это будет примирение с Парижем, необходимое всему земному шару.
Мир — это голос будущего, предвестник создания Соединенных Штатов Европы; мир — это имя, которым будет наречен двадцатый век при его рождении. Мы, философы, должны неустанно возвещать мир всему миру. Так раскроем же полностью содержание этого великого слова.
Скажем прямо, что именно нужно Франции, Европе, всему цивилизованному человечеству, что осуществимо уже сейчас, чего мы хотим: это — религия без нетерпимости, то есть разум вместо догматизма; карательная система без смертной казни,
Да, я настаиваю на этом исключении. Потому что, покуда политика будет прибегать к войне, карательная система — к эшафоту, религия — к запугиванию адом, а общество — к принуждению; покуда принцип, иначе говоря право, будет противоположен факту, иначе говоря — кодексу; покуда гражданский закон будет провозглашать нерасторжимость, а уголовный — непоправимость; покуда можно будет заключать в оковы свободу и удушать истину; покуда судье будет предоставлена возможность превращаться в палача, а правителю — в тирана; покуда перед нами будут зиять бездны, вырытые нашими же руками; покуда будут существовать угнетенные, эксплуатируемые, притесняемые; покуда невинные будут истекать кровью, а слабые — исходить слезами, — необходимо, граждане, чтобы совесть оставалась во всеоружии. (Продолжительные аплодисменты.)
Вооруженная совесть — это грозный Ювенал, это вдумчивый Тацит, это Данте, клеймящий Бонифация, то есть праведный человек, карающий «непогрешимого», это Вольтер, требующий отмщения за Каласа, иначе говоря — правосудие, призывающее к порядку суд. (Сильное возбуждение. Тройной взрыв аплодисментов.)Вооруженная совесть — это нелицеприятное право, ставящее преграду криводушному закону, это философия, отменяющая пытку, это терпимость, уничтожающая инквизицию, это свет истины, вытесняющий из души свет ложный, это сияние зари, сменяющее зарево костров. Да, совесть была и будет вооруженной, голос Ювенала и Тацита будет мощно звучать, покуда человеческое правосудие будет удовлетворяться своим отдаленным сходством с божественным правосудием, покуда государственная необходимость будет служить оправданием для жестокости, покуда будет царить грозное vae victis, [53] покуда призыв к милосердию будет считаться призывом к мятежу, покуда будут упорно отказываться сделать то единственное, что может предотвратить гражданскую войну, — объявить амнистию. (Сильное волнение. Продолжительные аплодисменты.)
53
Горе побежденным (лат.).
На этом я закончу. И закончу словами надежды.
Будем верить в наше отечество. Судьба Франции неразрывно сплетена с будущим человечества. Вот уже три века, как свет всему миру исходит из Франции. Мир не переменит своего факела.
Не думайте, однако, благородные патриоты, что мои надежды переходят в иллюзии. Я верю во Францию как сын своей родины — и, следовательно, страстно; но в то же время верю в нее как философ — и, следовательно, разумно. Господа, я говорю искренно и вместе с тем мужественно; я не хочу ничего скрывать. Нет, я не забываю, что говорю с гражданами Парижа. Перед такой аудиторией ответственность соразмерно возрастает. Достойна народа только правда, и сказать правду — мой долг.
Так вот. Правда заключается в том, что мы переживаем грозные дни. Правда заключается в том, что, если воцарится полный мрак, возможна гибель. За катастрофами следуют кризисы. И все же — я надеюсь.
Более того — я исполнен уверенности. Почему? Скажу вам, и это будет мое последнее слово.
Движение человечества к будущему сопряжено с теми же трудностями, какие испытывают мореплаватели в поисках новых земель. Прогресс — это плавание по океану, зачастую во мраке ночи. Человечество, можно сказать, находится в открытом море. Огромный корабль движется медленно, вокруг него бушуют волны, бури швыряют его во все стороны, и бывают страшные минуты. Порою
Свобода — это призыв к народам. Равенство — призыв к человечеству. Братство — призыв к душам людей.
Путешественники, пережившие катастрофу, причальте к этому великому берегу — республике!
Здесь — гавань. (Долго не смолкающие приветственные возгласы. Крики: «Да здравствует республика!», «Да здравствует амнистия!», «Да здравствует Виктор Гюго!»)
ШЕСТНАДЦАТОЕ МАЯ
I. Отсрочка заседаний
Речь н а собрании левых депутатов сената
18 мая 1877 года
При каких обстоятельствах совершается событие, вызывающее у нас такую тревогу?
Позвольте мне изложить вам это. Меня поражают две вещи.
Вот первая из них:
Франция пребывала в состоянии ничем не омраченного мира; полная самообладания, она быстро восстанавливала силы после несчастий, перенесенных ею за последние годы. Франция являла миру великие примеры — пример в труде, пример в развитии промышленности, пример во всех видах прогресса. Она была прекрасна в своей безмятежности и в своей деятельности; она собиралась пригласить к себе представителей всех народов; она взяла на себя инициативу организации всемирной выставки и, израненная, изувеченная, но по-прежнему великая, готовилась устроить празднество в честь цивилизации. И вот, в этот момент кто-то нарушил ее плодотворное, священное спокойствие. Кто именно? Ее же правительство. Произошло нечто равносильное объявлению войны. Кому? Франции, пребывающей в мире. С чьей стороны? Со стороны властей. (Возгласы: «Да! Да!» Единодушное одобрение.)
А вот второе обстоятельство, поражающее меня.
Если во Франции царит мир, то в Европе его нет. Если положение внутри страны не внушает беспокойства, то положение за ее пределами вызывает тревогу. Пламя охватывает континент. На востоке столкнулись две империи; на севере выжидает удобного случая третья; могущественная соседняя держава на севере бьет боевую тревогу. Сейчас более чем когда-либо необходимо, чтобы Франция оставалась мирной, — только при этом условии она останется сильной. И вот такой момент избирают для того, чтобы ее будоражить! В этот час, когда страна полна благоразумия, правительство совершает безрассудства.
Два важнейших факта — мир во Франции, война в Европе — требовали, чтобы правительство было мудрым. Правительство же в этот час вступило на путь авантюр.
Достаточно одной искры, чтобы все вокруг воспламенилось, а правительство размахивает факелом. (Глубокое волнение в зале.)
Да, правительство авантюр. В данный момент мне не хочется оценивать его более сурово, ибо я все еще надеюсь, что некие страшные воспоминания послужат ему предостережением и оно не пойдет дальше. Я рекомендую сторонникам единоличной власти внимательно прочитать конституцию. (Движение в зале.)