Том 16. Анонимный звонок
Шрифт:
— Джон, — неодобрительно скривился Толбот, — в этом деле нам необходимо сохранить чувство собственного достоинства. В конце концов, мы же артисты! Я согласен, что мы должны сообщить мистеру Холману всю полезную информацию, какой только располагаем, но не надо унижаться до уровня обычных сплетников.
Тяжелые веки Эшберри опустились еще ниже.
— Этот неописуемый Хиллан сказал, будто похитивший экземпляр пьесы Рейфа мог сделать это лишь вскоре после того, как она была написана, то есть примерно год назад?
— Видимо, так.
— В то время в доме жила возлюбленная Рейфа, так называемая актриса телевидения. — Он презрительно пожал плечами. — Последняя стадия деградации для любого артиста, сколь бы талантлив он ни был изначально. Эту женщину зовут Джеки Лоррейн…
— И Кендалл выставил ее вон, обнаружив в достели с одним из приятелей дочери, неким Питом, — закончил я за него. — Мисс Лоррейн уверяет, что все это было подстроено.
— О! — Эшберри не скрывал разочарования. — Так вы знали об этом?
— Скажите мне что-нибудь новенькое, — взмолился я. — К примеру, почему дочь постоянно ссорится с Кендаллом?
— Холодная дева? — неожиданно закудахтал Толбот. — Я так прозвал ее в шутку, потому как немало насмотрелся на игры этой особы.
— Где, например?
— Ну, здесь и там, — неопределенно махнул рукой поэт. — Но Антония определенно не холодная и, уж конечно, не дева.
— Похоже, она не очень-то ладит с отцом?
— Странная девица, — пробурчал Эшберри, — К Рейфу относится как к своей собственности. Думаю, именно по этой причине она ненавидит нас с Брюсом. Мы занимаем очень маленькое место в сердце ее отца, но Антония все равно видит в нас соперников, которых необходимо устранить.
— Почему?
— В один прекрасный день ей придется выложить кругленькую сумму психиатру, чтобы тот во всем разобрался… Может быть, эти странности связаны с тем, что Антония слишком рано потеряла мать?
— Вы знали ее мать? — спросил я.
— Она умерла задолго до моего знакомства с Рейфом. — Он пожал плечами. — Рейф никогда не говорит о жене, и я не имею понятия, что она из себя представляла. — Он подтолкнул в бок поэта. — Брюс?
Толбот тихонечко соскользнул с высокого табурета на пол.
— …Звините меня! — пробормотал он, растягиваясь на ковре с бессмысленной улыбкой. — Закон тяготения, понимаете? Бороться бесполезно! — Он закрыл глаза и громко зевнул: —…койной ночи.
Актер снова пожал мощными плечами, потянулся за бутылкой джина и выплеснул остатки себе в бокал.
— Терпеть не могу это пойло, словоохотливо пояснил он. — Никак не возьму в толк, зачем Брюс его пьет. А если хорошенько подумать, не знаю, чего ради он пишет стихи…
— Вам что-нибудь известно про Пита, приятеля Антонии, которого Рейф застукал в кровати Джеки Лоррейн?
— Ничего-ничегошеньки, — с глупой улыбкой ответил он. — Вы уверены, что в доме больше не найдется ни капли спиртного?
— Уверен, — буркнул я. — А для человека, который явился сюда, чтобы покопаться в грязи, вы оказались никуда не годным осведомителем.
— Хиллан! — Он прижал указательный палец к носу и выразительно подмигнул. — Как я считаю, он уже много лет доит Рейфа. Рейф артист — как я! И далек от низменных материй: денег, счетов, бухгалтерских книг и отчетности — всех этих скучных вещей. Приглядитесь к тому, как Хиллан распоряжается деньгами Рейфа, вот что я могу вам посоветовать.
— Как управляющий делами Кендалла он должен получать известный процент с его общего дохода, — возразил я. — Даже по приблизительным подсчетам, Хиллан имеет не менее сотни тысяч в год. Ну, на что ему еще больше?
— Это вам, сыщику, и выяснять. Но попомните мои слова, Хиллан — змея на… чем, а? — На пару секунд глазные яблоки вышли у него из повиновения и завертелись в разные стороны, но потом артисту все же удалось их сфокусировать.
С минуты на минуту, подумал я, он присоединится к своему приятелю на полу.
— В то время, когда Кендалл закончил пьесу, — напомнил я, отчетливо выговаривая каждое слово, — в доме находились он сам, его дочь, Хиллан, Джеки Лоррейн, Толбот и вы, правильно?
Эшберри медленно пересчитал мой список, загибая пальцы:
— Правильно, семь человек.
— Вы хотите сказать — шесть? — поправил я.
— Что это с вами, а? — спросил актер заплетающимся языком. Табурет угрожающе закачался, но Эшберри успел ухватиться за стойку бара и не свалился вниз. — Вы что, считать не умеете или как? — И принялся снова загибать пальцы: — Рейф, Антония, Хиллан, Джеки Лоррейн, Хелен Кристи, Брюс и я. Семеро.
— Хелен Кристи? — только что не завопил я.
— Ш-ш-шш! — яростно зашипел он, затем прижал палец к губам. — Нельзя говорить о Хелен, большой секрет.
— Что за секрет?
— Ш-шш! — Его глаза снова завращались. — Огонь в моих чреслах!..
— Не время говорить о вашей интимной жизни! Я хочу знать про Хелен Кристи.
— Какая еще Хелен?
Повинуясь внезапному озарению, я достал с полки новую бутылку джина, откупорил ее и поставил на стойку перед ним, продолжая крепко держать за горлышко.
— Хелен Кристи, — вкрадчиво повторил я. — Может быть, выпивка подхлестнет вашу память, Джон?
Его рука потянулась к бутылке, но замерла в воздухе.
— Вроде бы ее там не было, — пробормотал он. — Рейф ее не видел, Антония даже не упоминала. И этот трус Хиллан, — актер задумчиво прикусил нижнюю губу внушительными, как надгробные плиты, зубами, — он велел вообще про нее не говорить. Одно слово — и мы опять возвратимся в сточную канаву, пригрозил он.
— Кто, черт побери, эта Хелен? — гнул я свое, потом выпустил из рук бутылку.