Том 17. Гроб из Гонконга
Шрифт:
— Ты не заметил никого постороннего после моего ухода?
— Кажется, нет. Швейцар запер дверь в десять вечера, как обычно. — Он поставил передо мной яичницу. — А кто ее убил?
— Не знаю.
Аппетит у меня пропал. Дело пахло керосином. Я знал Ретника, этот парень хватается за соломинку. Если у меня не будет железного алиби, способного убедить даже грудного младенца, в покое меня не оставят.
— Ты не мог проглядеть ее?
— Я не смотрел все время в окно.
Вошли двое мужчин и заказали завтрак. Они поинтересовались у Сперроу, что происходит.
— Кого-то пристукнули. Здесь «скорая».
Я отставил тарелку. Еда просто не лезла мне в горло. Допив кофе, я слез с табурета. Сперроу с несчастным видом посмотрел на меня.
— Не нравится, мистер Райан?
— Нет, просто я не рассчитал свои силы. Запиши за мной, — сказал я и вышел на улицу. Ко мне тут же подошел здоровенный коп.
— Куда вы собираетесь идти? — осведомился он.
— Естественно, в контору. А в чем дело?
— Когда вы понадобитесь, вас вызовут, а пока посидите в моей машине.
Я молча уселся на сиденье. Толпящиеся вокруг зеваки тут же с лицезрения «скорой помощи» переключились на меня. Я закурил сигарету и старался не обращать на них внимания. Чем больше я думал над своим положением, тем меньше оно мне нравилось. Ясно было одно — я попал в ловушку.
Через час вышли два санитара с носилками. Под простыней китаянка казалась совсем маленькой. Толпа зашумела. Санитары вдвинули носилки внутрь, и машина уехала. Вслед за ними отправился врач на своей машине. И опять наступило долгое ожидание. Наконец вышли парни из отдела, занимающегося расследованием убийств. Один из них подал знак моему копу, и они тоже укатили. Коп открыл дверцу машины и ткнул в меня пальцем:
— Пошевеливайся, — сказал он. — Лейтенант хочет тебя видеть.
У двери я столкнулся со своим соседом — химиком Джеком Уэйдом, чья контора рядом с моей. Уэйд был на три года моложе меня. Атлетически сложенный, загорелый, с короткой стрижкой и живым взглядом — типичный мальчик из колледжа. Мы не раз встречались в лифте по дороге на работу. Он производил впечатление отличного парня и, так же, как и Сперроу, интересовался моей жизнью. Он часто расспрашивал меня о моих делах, и за то короткое время, что мы поднимались в лифте, я пичкал его теми же рассказами, что и Сперроу.
— Что случилось? — спросил он, когда мы вошли в лифт.
— Сегодня утром я нашел у себя в конторе мертвую китаянку, — ответил я. — Отсюда и суматоха.
Он ошарашенно уставился на меня.
— Мертвую?!
— Кто-то застрелил ее.
Он был потрясен.
— Вы хотите сказать, ее убили?!
— Да, можно сказать и так.
— Великий боже! Ну и ну!
— То же самое сказал и я, увидев ее.
— Кто же убил ее?
— В том-то и дело, что это неизвестно. Когда вы ушли вчера из конторы?
— Около девяти, когда швейцар запирал дверь.
— Вы не слышали выстрела?
— Господи… Нет.
— Уходя, вы не обратили внимания, горел ли свет в моей конторе?
— Не знаю. Я слышал, вы ушли после шести.
— Совершенно верно. — Я почему-то успокоился. Значит, китаянку убили после девяти. Мое алиби имело бледный вид.
Лифт остановился на четвертом этаже, и мы вышли. В этот момент в дверях моей конторы показались сержант Палски со швейцаром. Швейцар посмотрел на меня так, словно я, по крайней мере, был двуглавым чудовищем. Ни слова не говоря, они вошли в лифт.
— Ну, я полагаю, что теперь вы долго будете заняты, — сказал Уэйд, глядя на копа, стоявшего возле моей двери. — Могу ли я чем-нибудь вам помочь?
— Спасибо, — сказал я. — Если понадобится — я дам вам знать.
Я прошел мимо копа в приемную. Комната была совершенно пуста, если не считать обгорелых спичек, валявшихся где угодно, но только не в пепельнице. В моем кабинете лейтенант Ретник сидел, развалясь в кресле. Когда я вошел, он уставился на меня особым «полицейским» взглядом и молча указал на кресло для посетителей, на спинке которого осталось пятно крови. Мне не хотелось касаться его, и я сел на подлокотник.
— У тебя есть разрешение на ношение оружия? — спросил он.
— Да.
— Какой марки револьвер?
— Специальный полицейский, тридцать восьмого калибра.
Он протянул руку ладонью вверх.
— Давай.
— Он в правом верхнем ящике.
Ретник долго молча смотрел на меня, потом убрал руку.
— Его там нет.
Я вздрогнул от неожиданности.
— Он должен лежать там.
Ретник достал сигару и закурил, не спуская с меня взгляда.
— Ее застрелили из револьвера тридцать восьмого калибра. Врач установил, что смерть наступила в районе трех часов ночи. Слушай, Райан, почему бы тебе не рассказать откровенно, что было в сумочке этой желтокожей?
Стараясь держать себя в руках, я сказал:
— Может быть, я кажусь вам всего лишь глупым сыщиком, но ведь я не настолько глуп, чтобы застрелить клиентку в своей конторе, к тому же из собственного револьвера, даже если в этой проклятой сумочке было все золото мира.
Ретник прикурил новую сигару и выпустил в мою сторону струю вонючего дыма.
— Не знаю, может, так оно и было. А может быть, ты решил обмануть всех и придумал себе железное алиби, — сказал он не очень убежденно.
— Если бы я убил ее, то мне было бы известно время, на которое я должен обеспечить себе алиби. Тогда я не давал бы вам алиби на восемь тридцать, а сразу представил на три ночи.
Он повернулся в моем кресле.
— Что она делала в твоей конторе в три часа ночи?
— Хотите, чтобы я высказал свои предположения?
— Послушай, Райан, у нас в городе за последние пять лет не было ни одного крупного преступления. Мне нужно будет что-то сказать прессе. Я выслушаю те идеи, которые придут тебе в голову. Ты поможешь нам — я помогу тебе. Тебя хоть сейчас можно арестовать и посадить за решетку на основании имеющихся у меня улик, но я даю тебе возможность доказать, что ошибаюсь. Так что выкладывай свои соображения.