Том 2. Драматические произведения

Толстой Алексей Константинович

Сатана

Я только пошутил. Хотел вам доказать я, Что всем системам, без изъятья, Есть в беспредельности простор И что, куда мы наш ни кинем взор, Мы, метя в круг неизмеримый, Никак попасть не можем мимо. В той области, где центра нет, Где центром служит каждый пункт случайный, Где вместе явно все и тайно И где условны мрак и свет,— Там все воззрения возможны, Все равно верны или равно ложны. Поэтому и ваш я допускаю взгляд, И если на явлений ряд С известной точки посмотрю я, Готов, как вы, кричать я: «Аллилуя! Ура! Осанна! Свят,

свят, свят!» Усердья моего ничье не перевысит; Досадно то, что результат От точки зрения зависит.

Духи

Царь тьмы, к чему двусмысленная речь?

Сатана

К тому, чтоб вас предостеречь От бесполезного старанья Спасти Жуана де Маранья. Какую б нам систему ни принять: Систему веры иль рацьоналисма, Деисма или пантеисма, Хоть все до одного оттенки перебрать, Которыми привыкла щеголять Философическая присма,— Того, кто промысла отвергнул благодать, Но сесть не хочет в кресла фаталисма, А прет себе вперед, и в сторону, и вспять, Как по льду гладкому скользя,— Спасти нельзя!

Духи

Господь! Постигнуть дай Жуану, Что смутно видел он вдали! Души мучительную рану Сознаньем правды исцели! Но если, тщетно званный нами, Он не поймет твоей любви, Тогда сверкающий громами Свой гневный лик ему яви, Да потрясет твой зов могучий Его, как голос судных труб!

Сатана

На эти чудеса господь довольно скуп И скромно прячется за тучей, Когда гремит. На всякий случай Позвольте мне сюда ту силу пригласить, Которая, без воли и сознанья, Привыкла первому служить, Кто только даст ей приказанье. Кто б ей ни овладел, порок иль благодать, Слепа, могуча, равнодушна, Готова сила та крушить иль созидать, Добру и злу равно послушна. Ты, что философы зовут душой земли, Ты, что магнитный ток сквозь мир всегда струила, Услышь теперь мой зов, словам моим внемли, Явись, таинственная сила! Ты, жизненный агент, алхимиков азот, Незримое астральное теченье, Твой господин тебя зовет, Явись принять его веленья! Ты, что людской всегда питаешь пот и труд, Ты, что так много душ сгубила. Усердье, преданность иль как тебя зовут, Явись, бессмысленная сила.

Является туманная фигура.

Смотрите, вот она, покрыта пеленой, Еще не знает, чем ей выйти из тумана. Готовься ж петлю, спутанную мной, Рассечь иль затянуть, по выбору Жуана! Отныне будь ему во всем подчинена: Что б ни задумал он от прихоти иль скуки, Все слепо исполняй. Теперь я сторона, Я совершил свое и умываю руки! Смотрите: ревности полна, Уже дрожит и зыблется она, Все виды принимать и образы готова. Терпенье, бабушка! Жди знака или слова, Потом уже не знай ни страха, ни любви, Свершай, что он велит, без мысли, ни пощады И, воплотившись раз, топчи, круши преграды — И самого его в усердье раздави!

Духи

Постой, внемли и нам! В то страшное мгновенье Когда на бездны край уж ступит дон Жуан, Последнее ему неси остереженье И духа тьмы пред ним разоблачи обман. Тогда лишь, если он от правды отвратится,— Его судьба да совершится!

Фигура исчезает.

Место перед виллой Донны Анны

Офицер с патрулью.

Первый солдат

Сейчас он промелькнул передо мною.

Офицер

Уверен ты, что это точно он?

Первый солдат

Я видел белое перо на шляпе.

Офицер

Довольно белых перьев без него.

Второй солдат

Мне кажется, он в этот двор вошел.

Офицер

Не может быть. То вилла донны Анны; Сюда войти не смел бы дон Жуан.

Второй солдат

Я точно видел.

Третий солдат

Мне так показалось, Что за угол он повернул.

Офицер

Пойдем Сперва по этой улице, когда же Там никого не встретим, то вернемся.

Уходят.

Вилла Донны Анны

Сначала сумерки. Потом луна освещает часть комнаты. Другая остается в тени.

Донна Анна

(одна)

Все та же неотвязчивая мысль Вокруг меня как черный ворон вьется… Так поступить! Зачем он не сказал мне, Что он во мне ошибся? Что не та я, Которую искал он? Не сказал мне, Что, полюбив, он разлюбил меня? Я поняла б его, я извинила б, Я оправдала бы его! Ужели Моих упреков, слез или молений Боялся он? Я не давала права Ему так низко думать обо мне! Все мог он сделать, все, но это — это,— О боже, боже, пожалей меня!

(Подходит к окну.)

Октавио нейдет. Я знаю, где он. Но мысль о нем мне не тревожит сердца — Я не страшуся друга потерять — Страшуся только, чтоб его противник Из боя вновь не вышел невредим. Уже во мне иссякли без возврата И жалость и участие. Меня Он как поток схватил неумолимый И от всего родного оторвал. С боязнию теперь в себя гляжу я; Там прошлого не видно и следа, И чуждые мне чувства поселились В опустошенном сердце. Страшно, страшно! Лишь смерть его, лишь только смерть одна Покой душевный возвратить мне может! Пока он жив, ни здесь, ни на могиле Отцовской, ни в стенах монастыря Не в силах я ни плакать, ни молиться. Но, кажется, послышались шаги… Звенят по мраморным ступеням шпоры… Идут сюда… Октавио вернулся!

Дон Жуан показывается, в плаще, с надвинутой на глаза шляпой. Донна Анна бросается к нему навстречу.

Октавио!.. Ну, что же?

Дон Жуан

(сбрасывая плащ)

Это я.

Анна, в ужасе, отступает.

Я знаю, донна Анна, что мой вид Вселяет в вас и ненависть и ужас. Вы правы. Для меня прощенья нет — Нет никаких пред вами оправданий. Я был для вас орудием судьбы И не могу исправить, что случилось. Но я пришел сказать вам, что навек Я покидаю этот край, что вы От близости избавитесь несносной И можете свободнее дышать.