Том 2. Драматические произведения

Толстой Алексей Константинович

(Подает ему грамоту.)

Вот грамота, владыко, о невъезде В именья церкви никаким чинам И о решенье всяких дел не царским, Но собственным твоим судом.

Федор

Да, отче, Он написал ее, а я печать Привесил к ней!

Дионисий

(пробегает грамоту)

Блаженны миротворцы! Когда правитель обещает мне И

в остальных статьях все льготы церкви, Ее права и выгоды блюсти — То прошлое да будет позабыто!

Федор

Так, так, владыко! Отче Варлаам, Ты помоги владыке!

Варлаам

Государь, Что в деле сем святой владыко скажет, Я повторю охотно.

Федор

Отче Иов, И на тебя рассчитываю я!

Иов

Правитель твой, великий государь, Незлобия и мудрости исполнен, А наше дело господу молиться О тишине и мире!

Федор

И тебя, Аринушка, прошу я: если Шуйский Упрется, ты приветливое слово Ему скажи. Оно ведь много значит Из женских уст и умягчает самый Суровый нрав. Я знаю по себе: Мужчине я не уступлю ни в чем, А женщина попросит иль ребенок, Все сделать рад!

Ирина

Мой царь и господин, Как ты велишь, так мы и будем делать; Но наше слово, против твоего, Что может значить? Если только ты Им с твердостию скажешь, что их распря Тебя гневит, то князь Иван Петрович Ослушаться тебя не будет властен.

Федор

Да, да, конечно, я ему велю, Я прикажу ему! А вы, бояре, Скорей зачните с ними разговор; Не стойте молча; хуже нет того, Как если два противника сошлись, Уж помирились, смотрят друг на друга, А все молчат…

Клешнин

Мы рады говорить бы, Царь-государь, когда б его лишь милость, На Шуе князь, нам рты разинуть дал!

Федор

Что ты понес? Какой он князь на Шуе?

Клешнин

А то, что он себя удельным князем, А не слугой царевым держит — вот что!

Кн. Хворостинин

Твой дядька, царь, простить не может Шуйским, Что за Нагих вступаются они.

Головин

И что тебя хотели б упросить Царевича взять на Москву обратно.

Федор

Димитрия? Да я и сам бы рад! Сердечный он! Ему, я чай, там скучно, А я-то здесь его бы потешал: И скоморохов показал смешных бы, И бой медвежий! Я просил Бориса, Не раз просил, да говорит: нельзя!

Клешнин

И в том он прав! Твой батюшка покойный Нагим недаром Углич указал; Он знал Нагих, он воли не давал им, И шурин твой на привязи их держит!

Федор

Негоже ты, Петрович, говоришь, Они дядья царевичу, Петрович!

Клешнин

Царевичу! Да нешто он царевич? И мать его, седьмая-то жена, Царица нешто? Этаких цариц При батюшке твоем понабралось бы И более, пожалуй!

Федор

Полно, полно! Мне Митя брат, ему ж дядья Нагие. Так ты при мне порочить их не смей!

Клешнин

А что же мне, хвалить их, что они Тебя долой хотели бы с престола, А своего царенка на престол?

Федор

Как смеешь ты?

Клешнин

И Шуйских тож хвалить, Что заодно идут они с Нагими?

Федор

Я говорю тебе: молчи! Молчи! Сейчас молчи!

Клешнин

(отходя к окну)

Ну, что ж? И замолчу!

Федор

(к Годунову)

Не позволяй ему в другой раз, шурин, Порочить мачеху и брата!

Годунов

Царь, Он человек усердный и простой! Крики на площади.

Клешнин

(глядя в окно)

Ну, вон идут!

Федор

Кто?

Бояре

(смотрят в окно)

Шуйские идут!

Федор

(подходит к окну)

Как? Уж пришли?

Клешнин

Да, вот уж у крыльца! Крики слышны громче. Вишь, впереди идет Иван Петрович, А круг его валит с купцами чернь! Ишь, голосят и шапки вверх кидают! Еще, еще! Стрельцов сбивают с ног! Держальников оттерли! Подхватили Его под руки! Эвот, по ступеням Его ведут! Небось и государя Так не честят они!