Том 2. Марш тридцатого года
Шрифт:
Нестеренко. Да, я виновата, я не сказала товарищам и поступила плохо. Прошу меня простить и выпустить меня как коммунарку.
Жученко. Кому слово?
Зырянский. Она поступила нехорошо. Из-за любви забыла и товарищей и дисциплину. Таких вещей прощать нельзя. Вышла замуж без…
Воргунов. Благословения родителей.
Зырянский. Что?
Воргунов. Без благословения совета командиров. За это раньше родители проклинали.
Зырянский.
Романченко. Правильно.
Крейцер. Вот изверг!
Романченко. А то они все поженятся.
Воргунов. Вы кровожадные звери.
Жученко. Есть другое предложение: амнистировать, выдать приданое, как полагается выходящему коммунару. Избрать для этого комиссию: Торская, Ночевная. Голосую. Кто за это предложение, прошу поднять руки. Девять. Кто против? (Начинает считать.)Один, два. (Замечает поднявших руки подлодок.)А вы чего голосуете? Против один.
Романченко. Конечно, если нас не считать.
Воргунов. Довольно с тебя на сегодня крови…
Жученко. Все. Список постов будет объявлен завтра. Закрываю заседание.
Шум, группы расходятся.
Забегай (Шведову). Я на пост снабжения, смотри ж…
Блюм. Значит, ко мне? Замечательно. Завтра же едем. И без победы не возвращаться. Значит как? Со щитом или под щитом.
Захаров. Не под щитом, а на щите.
Блюм. На щите, что это значит?
Захаров. Со щитом — значит с победой, на щите — значит убит. С победой или убитый.
Блюм. На щите нам как-то не подходит, правда, товарищ Забегай? Тогда скажем просто: со щитом или с двумя щитами.
Крейцер. Где же вы другой возьмете?
Блюм. Мало разве дураков? Нужно уметь. Будут же убитые какие-нибудь?
Крейцер. лишних щитов тоже не натаскивайте в коммуну. А то вот навезли калиброванной меди на три года. Куда это годится?
Блюм. Калиброванная медь? Первый раз слышу… Ах, да… (Уходит.)
Крейцер. Ну, до свидания, товарищи. Кого подвезти в город?
Троян. Нам нужно еще с ребятами посты наметить.
Все вышли. Остались Вальченко и Торская.
Торская. Что же, пора и нам. Бой кончен.
Вальченко. Мне не хочется никуда отсюда уходить, Надежда Николаевна.
Торская (подходит к нему. Положила руки на его плечи, смотрит в глаза).
Вальченко вдруг обнимает ее и целует в глаза. В дверях Зырянский.
Торская. Ах… Алеша… Что? Без совета командиров? Алеша, а когда будет следующее заседание?
Зырянский. У вас всегда… совет командиров во вторую очередь.
Занавес
Честь
Часть 1
1
Город стоял на большой реке. По реке проходило неустанное деловое движение, и сам город был деловой, хлопотливый, запросто-кирпичный, без претензий. Через город давно прошла железная дорога от Москвы к югу, а от нее отделилась ветка куда-то далеко к западу. И на больших — в двадцать пять путей — товарных станциях, и на широких пристанях народ суетился, измазанный, потный, пахнущий смолой и маслом. И весь город был такой же: покрытый пылью и разными деловыми остатками. Даже воробьи порхали в городских скверах и над мостовыми с злободневным, практическим чириканьем, измазанные в масло, мазут и муку.
Построен город был давно, но не имел никакой истории. Ни сражений здесь не происходило, ни осад, и ни разу за триста лет жители не имели возможности проявить какое-либо геройство или гражданское мужество. И никто не родился в городе не из генералов, ни из писателей, ни из ученых, даже памятника поставить было некому: не только на площадях, но и на кладбищах ничего не было замечательного. Единственное место в городе, где ощущалось некоторое веяние истории, был городской парк, насаженный будто бы самим князем Потемкиным. Парк этот очень полюбили грачи.
Грачи целыми стаями всегда клубились над парком и при этом так кричали, что и за версту от этого исторического места разговаривать было трудно. Поэтому даже влюбленные избегали быть в городском парке, а выясняли свои отношения под акциями второстепенных улиц и на скамейках у ворот.
Городской голова Пряников, прославившийся постройкой трамвая в городе, и тот ничего не мог сделать с грачами. С членом управы Магденко он нарочно отправился в парк, чтобы разобрать вопрос, но мог только пробормотать:
— Ну, что ты скажешь! Простая птица, а имеет свою линию! И какого черта им здесь нужно?
Магденко ответил:
— Это птица не вредная. Она только кричит, а зла от нее никакого…
— Как это никакого! — воскликнул городской голова. — Смотрите, что на дорожках делается! И на ветках! Это же какие дубы? Это потемкинские дубы!
Магденко посмотрел на дубы:
— Птица не понимает, потемкинский или какой. Она не только на историческое место, она может и живому человеку на голову, если человек неосторожный. Ей все равно. А пищи для нее сколько хочешь: наш город богатый!