Том 2. Мелкий бес
Шрифт:
«В замке тихом и волшебном там, вдали, за очарованной рощей, обитает нежная царевна, Селенита, легкий Призрак летних снов».
«Казалось, что предметы, нелепые и ненужные, возникали из ничего. Из глупой тьмы возникало неожиданное, нелепое».
«Дым от ладана клубится по деревне, синеет и подымается вверх. У алтаря ходит Рая, полупрозрачная… Вся она, как никто из живых, и прекрасная…».
«У мамзели клопы
«На ком же… невинная кровь?» Отвечал ангел: «На мне, Господи».
«Твердили… о том, что бог, которому доныне мы поклонялись, только зверь,таящийся в лесу…».
«В поднятой руке… парня, задавленного толпой, светилась в солнечном свете кружка. И рука была странно воздвигнута к небу, как живой шест» («В толпе»).
«Не бойся… Влез на подоконник в четвертом этаже… начиная падать уже, он чувствовал облегчение…» («Утешение»).
«Я не хочу жить» («Жало смерти»)… «Ты звал меня, и я пришла… И будет смерть твоя легка и слаще яда» («Смерть по объявлению»).
1-я ступень сознания— сознание плена: Пака и мама; Саша в плену у Людмилы и Передонова; Скворцов, плененный Радугиным; Женя Хмаров в условиях среды и т. д.
2-я ступень сознания— видение недотыкомки: Шуткины зло шутят («В толпе»), Лепестинья, Руслан-Звонарева с бородавкой на носу, Стригал и К®, Лихорадка и т. д.
3-я ступень сознания— приход смерти: она приходит к Рязанову; Митя, Коля кончают самоубийством; Лешу давят; Симочку убивают солдаты и т. д.
Вывод.Золотая заря природы — золотая заря смерти. Бессознательный зов любви — бессознательный зов к смерти. Смертная ясность сознания — смертная ясность смерти: сама смерть. Мы не мы: мы пыль, озлащенная зарей недотыкомки, золотеющая только в предчувствии смерти. Мы думаем, что мы люди, а мы или прах, или сознательные смертеныши. Вот какой фокусник Елкич!
Ах ты фокусник-покусник! Покусничает, волшебник, надел армянский халат, двумя помахивает бутылочками: «Вот у меня какие, детки, две бутылочки; из одной хлебнешь — станешь бессмертен… пыльцой попрыскивать, пыльцой попискивать; хлебнешь из другой: и смертное, смертеныш, предстанет небытие». Посматривает армяшка, застращивает: из халата буку выделывает.
Не верьте, дети: это добрый наш фокус-покусник Федор Кузьмич Сологуб. Какое утешение, дети, нам его читать! Выростите, прочтете: прочтете, поймете. Федор Кузьмич пришел показать вам фокус. А ну-ка, Федор Кузьмич, покажите-ка нам смерть: какая такая она у вас?
«Вот эдакая», — ответит папашам и мамашам Сологуб: накроет хлебный шарик колпачком и вновь откроет; и выйдет маленький ёлкич с шишкой на носу.
«Вот эдакая» — и выйдет милая девушка, милая Рая; «белые ризы цвели алыми розами, и косы ее рассыпались, как легчайшие, пламенные струйки… От ее прекрасного лица изливался… нежный свет, а глаза ее в этом свете сияли как два вечереющие светила». Да разве это смерть? Чего вы боялись, дети: это ваша невеста.
«Вот эдакая» — и приходит милая, некрасивая, добрая мама, и говорит плохо заученную роль, говорит о своих смертенышах(дети, не бойтесь, это все Коли и;, Пети), говорит милые, милые слова: «Душу твою… бережно положу к себе на плечо и опущусь в чертог, где обитает мой владыко… И сок души твоей выжмет он в глубокую чашу… — и соком твоей души… на полночные; брызнет он звезды» («Смерть по
Милая, как неумело исполняет смертную она свою s роль. Говорит о смерти, а уста ее воскресением улыбаются: дети, идите за ней. «Тогда впустили… Аниску и Сеньку (глазевших на представление) в обители светозарные и в сады благоуханные, где на травах мерцают медвяные росы и в светлых берегах струятся отрадные воды» («Баранчик»). Что, колдун, напугал? Читатели твои, Аниска и Сенька, сидят на берегу у отрадных вод новой жизни, испивая медвяные росы любви новой, потому что образ твоей смерти есть образ взыскуемого града: града жизни. А смерть — только актерка в неудачной трагедии «Победа Смерти», разыгрываемой в кабачке, о чем неумело проговорился сам автор.
Сологуб перепутал основные понятия при совершенной правильности последующих вычислений; преобразуя уравнения, перенес известные величины в одну часть, а неизвестные — в другую, позабыв переменить знаки на обратные;и в выводе вместо «плюса»мы ставим «минус»,вместо «минуса» — «плюс»; жизнь его называем смертью; смерть — жизнью.
Да, он проводит по всем путям смерти вплоть до… жизни. Исходит от «1» — недотыкомки. Комбинирует недотыкомок в сложные формулы, в сложные дроби. Сложна формула его смерти: но числитель преобразованной формулы по сокращению оказывается равным нулю: этот момент есть момент появления смерти; и неизменно она обманывает: зовет в небытие, а показывает «обители светозарные». Почему?
0/1 = 0, жизнь = 0 — вовсе не правда; ведь отправная точка — скрытая в жизни смерть; и дробь есть дробь смерти; формулу 0/1 = 0 надо читать так: смерть = нулю; смерти не существует.
А самый конец (Митя бросается из окна, Коля тонет, милая дама убивает стилетом Рязанова, Мошкин топится) иногда случаен, но чаще нелеп, нелогичен, вымучен.
Пока Сологуб, переряженный в колдуна-армянина, поил нас водой смерти (водой живой), мы брызнули на колдунка водой жизни (смерти), и стал колдун уменьшаться; остался халат да шапка: там что-то попискивало: это был милый, маленький ёлкич, запутавшийся в одежде. Дети, возьмите ёлкича, поставьте на столик: скоро ёлкич большим дядей вырастет.
И дядя ёлкич вырастает — большой, большой дядя: перед нами большой писатель, певец новой жизни, обителей светозарных — от них же сердце надеждой горит.
Поклонимся ему поясным поклоном.
Русский народ сложил горькую песнь о горьком горе. Горькое горе темной на Русь навалилось теменью. Жизнь на Руси скрылась в темном углу: темны лица россиян. Сологубу дали задачу: по темному пятну на лице у обитателя Мстиславля (или Сапожка — все равно) конструировать чистую тень. Погруженный в это занятие, он забывает, что работает с отрицательными величинами (от '-1' — до '') и опускает минусы; так начинает он полагать, что одна недотыкомка или бесконечность недотыкомок суть положительные величины. После долгих вычислений восстанавливает бесконечную (чистую) тень, обозначая ее знаком бесконечности:?. Тогда образ, свободный от тени, вынужденон обозначить '-', по контрасту. Получается абсурд: отрицательная величина — милая девушка Рая; положительная — теневая лихорадка. К '+' насильственно приставляется минус; к '-' так же насильственно приставляется плюс (основные плюс и минус вынесены за скобку). Имеем в одном случае '+' на '-'; в другом случае '-' на '+', в обоих случаях получаем минус, т. е. жизнь и смерть суть отрицательные величины. Отсюда необходимость перейти либо к недотыкомке, соединяющей в себе пустую суетужизни с полным покоемсмерти, либо к чему-то, абсолютно несоизмеримому с ветхими образами как жизни, так и смерти: «Смерть повержена в озеро огненное… Се творю все новое» («Откровение»).