Том 2. Поэмы

Лермонтов Михаил Юрьевич

XI

Утихло всё: лишь изредка Услышишь выстрел за горою; Редко видно казака, Несущегося прямо к бою, И в стане русском уж покой. Спасен и град, и над рекой Маяк блестит, и сторож бродит; В окружность быстрым оком смотрит; И на плече ружье несет. Лишь только слышно: кто идет, Лишь громко слушайраздается; Лишь только редко пронесется Лихой казак чрез русский стан, Лишь редко крикнет черный вран Голодный, трупы пожирая; Лишь изредка мелькнет, блистая, Огонь в палатке у солдат. И редко чуть блеснет булат, Заржавый от крови в сраженье, Иль крикнет вдруг в уединенье Близ

стана русский часовой; Везде господствует покой.

Кавказский пленник

Часть первая

Geniesse und leide!

Dulde und entbehre!

Liebe, hoff’ und glaube!

Conz. [2]

I

В большом ауле, под горою, Близ саклей дымных и простых, Черкесы позднею порою Сидят – о конях удалых Заводят речь, о метких стрелах, О разоренных ими селах; И с ними как дрался казак, И как на русских нападали, Как их пленили, побеждали. Курят беспечно свой табак, И дым, виясь, летит над ними, Иль, стукнув шашками своими, Песнь горцев громко запоют. Иные на коней садятся, Но перед тем как расставаться, Друг другу руку подают.

2

Наслаждайся и страдай! Терпи и довольствуйся! Люби, надейся и верь! Конц.

(Нем.).

II

Меж тем черкешенки младые Взбегают на горы крутые И в темну даль глядят – но пыль Лежит спокойно по дороге; И не шелохнется ковыль, Не слышно шума, ни тревоги. Там Терек издали крутит, Меж скал пустынных протекает И пеной зыбкой орошает Высокий берег; лес молчит; Лишь изредка олень пугливый Через пустыню пробежит; Или коней табун игривый Молчанье дола возмутит.

III

Лежал ковер цветов узорный По той горе и по холмам; Внизу сверкал поток нагорный И тек струисто по кремням… Черкешенки к нему сбежались, Водою чистой умывались. Со смехом младости простым На дно прозрачное иные Бросали кольца дорогие; И к волосам своим густым Цветы весенние вплетали; Гляделися в зерцало вод, И лица их в нем трепетали. Сплетаясь в тихий хоровод, Восточны песни напевали; И близ аула под горой Сидели резвою толпой; И звуки песни произвольной Ущелья вторили невольно.

IV

Последний солнца луч златой На льдах сребристых догорает, И Эльборус своей главой Его, как туча, закрывает. ……………… Уж раздалось мычанье стад И ржанье табунов веселых; Они с полей идут назад… Но что за звук цепей тяжелых? Зачем печаль сих пастухов? Увы! То пленники младые, Утратив годы золотые, В пустыне гор, в глуши лесов, Близ Терека пасут уныло Черкесов тучные стада, Воспоминая то, что было, И что не будет никогда! Как счастье тщетно их ласкало, Как оставляло наконец, И как оно мечтою стало!.. И нет к ним жалостных сердец! Они в цепях, они рабами! Сливалось всё, как в мутном сне, Души не чувствуя, оне Уж видят гроб перед очами. Несчастные! В чужом краю! Исчезли сердца упованья; В одних слезах, в одном страданье Отраду зрят они свою.

V

Надежды нет им возвратиться; Но сердце поневоле мчится В родимый край. – Они душой Тонули в думе роковой. ……………… Но пыль взвивалась над холмами От стад и борзых табунов; Они усталыми шагами Идут домой. – Лай верных псов Не раздавался вкруг аула; Природа шумная уснула; Лишь слышен дев издалека Напев унылый. – Вторят горы, И нежен он, как птичек хоры, Как шум приветный ручейка:

Песня

1

Как сильной грозою Сосну вдруг согнет; Пронзенный стрелою, Как лев заревет; Так русский средь бою Пред нашим падет; И смелой рукою Чеченец возьмет Броню золотую И саблю стальную, И в горы уйдет.

2

Ни конь, оживленный Военной трубой, Ни варвар, смятенный Внезапной борьбой, Страшней не трепещет, Когда вдруг заблещет Кинжал роковой. Внимали пленники уныло Печальной песни сей для них, И сердце в грусти страшно ныло… Ведут черкесы к сакле их; И, привязавши у забора, Ушли. – Меж них огонь трещит; Но не смыкает сон их взора, Не могут горесть дня забыть.

VI

Льет месяц томное сиянье. Черкесы храбрые не спят; У них шумливое собранье: На русских нападать хотят. Вокруг оседланные кони; Серебряные блещут брони; На каждом лук, кинжал, колчан И шашка на ремнях наборных, Два пистолета и аркан, Ружье; и в бурках, в шапках черных К набегу стар и млад готов, И слышен топот табунов. Вдруг пыль взвилася над горами, И слышен стук издалека; Черкесы смотрят: меж кустами Гирея видно, ездока!

VII

Он понуждал рукой могучей Коня, приталкивал ногой. И влек за ним аркан летучий Младого пленника собой. Гирей приближился – веревкой Был связан русский, чуть живой. Черкес спрыгнул, – рукою ловкой Разрезывал канат; – но он Лежал на камне – смертный сон Летал над юной головою… ……………… Черкесы скачут уж – как раз Сокрылись за горой крутою; Уроком бьет полночный час.

VIII

От смерти лишь из сожаленья Младого русского спасли; Его к товарищам снесли. Забывши про свои мученья, Они, не отступая прочь, Сидели близ него всю ночь… ……………… И бледный лик, в крови омытый, Горел в щеках – он чуть дышал, И смертным холодом облитый, Протягшись, на траве лежал.

IX

Уж полдень, прямо над аулом, На светло-синей высоте, Сиял в обычной красоте. Сливалися с протяжным гулом Стадов черкесских – по холмам Дыханье ветерков проворных, И ропот ручейков нагорных, И пенье птичек по кустам. Хребта Кавказского вершины Пронзали синеву небес, И оперял дремучий лес Его зубчатые стремнины. Обложен степенями гор, Расцвел узорчатый ковер; Там под столетними дубами, В тени, окованный цепями, Лежал наш пленник на траве. В слезах склонясь к младой главе, Товарищи его несчастья Водой старались оживить (Но ах! Утраченного счастья Никто не мог уж возвратить). ……………… Вот он, вздохнувши, приподнялся, И взор его уж открывался! Вот он взглянул!.. Затрепетал. …Он с незабытыми друзьями! – Он, вспыхнув, загремел цепями… Ужасный звук всё, всё сказал!!. Несчастный залился слезами, На грудь к товарищам упал, И горько плакал и рыдал.