Том 2. Повести и рассказы
Шрифт:
В комнате никого не было. Взрослые разошлись, дети играли на дворе.
Громкий голос спросил в коридоре:
— Здесь Колосова живет, Александра Михайловна?.. Эй, есть кто тут?
Александра Михайловна поспешно поднялась с постели, застегивая на груди кофточку. В комнату вошел Ляхов, с тросточкой в руке.
— Здравствуйте!.. Вот так квартира — нигде никого нет!
Александра Михайловна холодно ответила:
— Здравствуйте!
— Моя жена не у вас?
— Нет тут вашей жены.
— Нету… Гм!
Ляхов
— Ваш покойный муж был глуп, — неожиданно сказал он.
Александра Михайловна заволновалась.
— Василий Васильевич, если по-хорошему пришли, то так, а нет, то лучше ступайте отсюда!
— Он был глуп. Он вас не умел ценить. Если бы он был немножко поумнее, он бы вас холил, на руках носил бы. Он бы понимал, какая у него хорошая жена. А он вас только обижал.
Ляхов странными, что-то таящими в себе глазами оглядывал Александру Михайловну, и она, волнуясь, сама того не замечая, оправляла юбку и нащупывала пальцами, все ли пуговицы застегнуты на груди.
— Бросьте мастерскую, приходите ко мне жить, — продолжал Ляхов и придвинулся со стулом к кровати. — Я вам буду платить каждый месяц тридцать два рубля. Катьку прогоню, дам ей отдельный паспорт. Я без вас не могу жить.
Александра Михайловна, все больше волнуясь, встала и подошла к окну.
— Я не понимаю, Василий Васильевич, как вам не стыдно это говорить! Ведь вы были друг Андрею Ивановичу, он вас любил…
— Он был подлец, завистник! Он меня нарочно перед смертью женил на Катьке, по злобе, чтоб вы мне не достались.
Александра Михайловна засмеялась.
— Неужели? Скажите, пожалуйста!.. Мы ее, кажется, напротив, — отговаривали идти за вас.
— Я для того только и в больницу ходил к Колосову, чтоб посмотреть, скоро ли он сдохнет, — вызывающе сказал Ляхов.
— Василий Васильевич, уходите отсюда вон. Я вас не желаю слушать!
— Зачем вы к окну ушли?
Ляхов тяжело дышал, с тем же странным, готовящимся к чему-то лицом. Он встал и подошел. От него пахло коньяком. Александра Михайловна старалась подавить вдруг охватившую ее дрожь. Ляхов, бледный и насторожившийся, с бегающими глазами, стоял, загораживая ей дорогу от окна. Задыхаясь, она поспешно заговорила:
— Василий Васильевич, что же это будет? Раньше в мастерской и на улице не давали мне проходу, а теперь уж на квартиру ко мне приходите? Сами подумайте, разве же так можно!
— Я вам сказал, что я вас люблю. А что раз сказал, от того уж никогда не отступлюсь. Все равно, вы мне достанетесь, покою вам не будет… Я своего добьюсь…
Ляхов теперь тоже задыхался. Крепкий, с мускулистым затылком, он смотрел в лицо Александре Михайловне замутившимися, тупо-беспощадными, как у зверя, глазами. И Александра Михайловна поняла, — от этой животной, жестокой силы ей не защититься ни убеждениями, ни мольбами.
В
— Иван Карлыч, здравствуйте! — громко сказала Александра Михайловна и с неестественным оживлением пошла к нему навстречу мимо Ляхова.
Ляхов обернулся. Глаза его насмешливо вспыхнули.
— А-а, явленые мощи! Что так долго не являлись? Тебя уж тут заждались. С утра ждут, — что это милый не приходит?.. Местечко, значит, занято! Та-ак!..
Он засмеялся, надел шляпу и, не прощаясь, вышел…
Александра Михайловна радушно говорила:
— Садитесь, Иван Карлыч! Сейчас будем чай пить!
Она все еще не могла справиться с бившею ее дрожью. Лестман с недоумением следил за нею.
— Такой нахал этот Ляхов, просто я не понимаю! — сказала она. — С самого того времени, как Андрей Иванович помер, не дает мне нигде проходу. В мастерской пристает, на улице, на квартире вот… И придумать не могу, как мне от него отделаться!
Лестман покачал головою.
— Он всегда был нахал. Это не было корошо, что ваш муж уж давно его не прогонял.
Александра Михайловна сходила за кипятком, заварила чай. Лестман молча стал пить. От его приглаженных, словно полинявших волос, от плоского лица с редкою бородкою несло безнадежно трезвою скукою.
— Что это у вас, Иван Карлыч, рука завязана? — спросила Александра Михайловна.
— Это я себе руку зарезал на работе… Фельдшер посыпал каким-то пульвером [21] , и еще больше заболела. Только я понял, что фельдшер неправильно сделает. «Нет, — я думаю, — надо не так». Взял спермацетной мази, снапса [22] и вазелина, сделал мазь, положил на тряпку, и все сделалось сторовое. Теперь уже можно работать, а раньше эту целую неделю и не работал.
21
От немецк. Pulver — порошок (Ред.).
22
От немецк. Schnaps — водка (Ред.).
— А у вас как, платят, когда заболеешь?
— Если доктор записку дает, тогда платят семьдесят пять копеек за каждый день. У нас доктор очень добрый, всем дает, а только я не хотел брать. Мастер всегда сердится за это. Лучше же я не буду брать, тогда он мне будет давать хорошую работу.
Александра Михайловна вздохнула.
— Видно, везде мастера обижают рабочего человека!
— А вам и теперь всегда дают плохую работу? — осторожно спросил Лестман.
— Плохую. Так теснит мастер, просто я не знаю. Уж думаю, не перейти ли в другую мастерскую.