Том 2. Стихотворения, 1930–1959 гг.

Пастернак Борис Леонидович

Что от треска колод, от бравады Ракочи,От стекляшек в гостиной, от стекла и гостейПо пианино в огне пробежится и вскочитОт розеток, костяшек, и роз, и костей.

Чтоб, прическу ослабив, и чайный и шалый,Зачаженный бутон заколов за кушак,Провальсировать к славе, шутя, полушалокЗакусивши, как муку, и еле дыша.

Чтобы, комкая корку рукой, мандаринаХолодящие

дольки глотать, торопясьВ опоясанный люстрой, позади, за гардиной,Зал, испариной вальса запахший опять.

Так сел бы вихрь, чтоб на париПорыв паров в путиИ мглу и иглы, как мюрид,Не жмуря глаз снести.

И объявить, что не скакун,Не шалый шепот гор,Но эти розы на бокуНесут во весь опор.

Не он, не он, не шепот гор,Не он, не топ подков,Но только то, но только то,Что – стянута платком.

И только то, что тюль и ток,Душа, кушак и в тактСмерчу умчавшийся носокНесут, шумя в мечтах.

Им, им – и от души смеша,И до упаду, в лоск,На зависть мчащимся мешкам,До слез, – до слез!

ПЕСНИ В ПИСЬМАХ, ЧТОБЫ НЕ СКУЧАЛА

ВОРОБЬЕВЫ ГОРЫ

Грудь под поцелуи, как под рукомойник!Ведь не век, не сряду лето бьет ключом.Ведь не ночь за ночью низкий рев гармоникПодымаем с пыли, топчем и влечем.

Я слыхал про старость. Страшны прорицанья!Рук к звездам не вскинет ни один бурун.Говорят – не веришь. На лугах лица нет,У прудов нет сердца, Бога нет в бору.

Расколышь же душу! Всю сегодня выпень.Это полдень мира. Где глаза твои?Видишь, в высях мысли сбились в белый кипеньДятлов, туч и шишек, жара и хвои.

Здесь пресеклись рельсы городских трамваев.Дальше служат сосны. Дальше им нельзя.Дальше – воскресенье. Ветки отрывая,Разбежится просек, по траве скользя.

Просевая полдень, Тройцын день, гулянье,Просит роща верить: мир всегда таков.Так задуман чащей, так внушен поляне,Так на нас, на ситцы пролит с облаков.

MEIN LIEBCHEN, WAS WILLST DU NOCH MEHR? [12]

12

Любимая, что тебе еще угодно? (нем.) – Ред.

По стене сбежали стрелки.Час похож на таракана.Брось, к чему швырять тарелки,Бить тревогу, бить стаканы?

С этой дачею дощатойМожет и не то случиться.Счастье, счастью нет пощады!Гром не грянул, что креститься?

Может молния ударить, —Вспыхнет мокрою кабинкой.Или всех щенят раздарят.Дождь крыло пробьет дробинкой.

Всё еще нам лес – передней.Лунный жар за елью – печью,Всё, как стираный передник,Туча сохнет и лепечет.

И когда к колодцу рветсяСмерч тоски, то мимоходомБуря хвалит домоводство.Что тебе еще угодно?

Год сгорел на керосинеЗалетевшей в лампу мошкой.Вон, зарею серо-синейВстал он сонный, встал намокший.

Он глядит в окно, как в дужку,Старый, страшный состраданьем.От него мокра подушка,Он зарыл в нее рыданья.

Чем утешить эту ветошь?О, ни разу не шутивший,Чем запущенного летаГрусть заглохшую утишить?

Лес навис в свинцовых пасмах,Сед и пасмурен репейник,Он – в слезах, а ты – прекрасна,Вся как день, как нетерпенье!

Что он плачет, старый олух?Иль видал каких счастливей?Иль подсолнечники в селахГаснут – солнца – в пыль и ливень?

РАСПАД

Вдруг стало видимо далеко во все концы света.

Гоголь

Куда часы нам затесать?Как скоротать тебя, Распад?Поволжьем мира, чудесаВзялись, бушуют и не спят.

И где привык сдаваться глазНа милость засухи степной,Она, туманная, взвиласьРеволюционною копной.

По элеваторам, вдали,В пакгаузах, очумив крысят,Пылают балки и кули,И кровли гаснут и росят.

У звезд немой и жаркий спор:Куда девался Балашов?В скольких верстах? И где Хопер?И воздух степи всполошен: