Том 20. Смертельный поцелуй
Шрифт:
Указательным пальцем я провел по изгибу ее бедра под шелковыми манжетами.
— Я боялся, что твоя печаль не позволит нам думать об этом.
Она засмеялась:
— Ты о Поле? Если это тебя действительно волнует, могу объяснить. Все очень просто.
— Обожаю простые объяснения, — честно признался я. — Валяй!
Софа казалась уединенным островом посреди полутемной комнаты. И поскольку мы оказались на острове вдвоем, уютной близости было не избежать. Мой палец по-прежнему скользил по теплому изгибу ее бедра, исследуя мягкость и гладкость
— Такие, как я, дорогой, — сказала она низким голосом, — всегда стоят перед выбором — быть меццо-сопрано или женой. Когда пытаешься совместить и то и другое одновременно, как правило, ничего не получается.
— Да? — спросил я таким тоном, будто меня это очень удивило. — Трагическая дилемма в жизни известной певицы? — Оказывается, большие глянцевые журналы иногда пишут правду.
— Представь себе, — холодно сказала она и выдернула волосок у меня на груди, очевидно, в наказание за мою бестактность.
Поскольку волос у меня на груди было не так уж много, я постарался говорить как можно вежливее.
— Значит, ты не могла выйти замуж за Пола Кендалла, поэтому пришлось выбрать второе и получать букеты роз от восторженных поклонников.
— Если тебе так хочется об этом поговорить, я заткнусь и буду слушать тебя, — бросила Марго.
— Извини, — сказал я. — Давай дальше!
— Секс в моей жизни так же важен, как и в жизни других людей, — продолжила она. — С пением мне тоже не хотелось бы расставаться. Вот почему я обычно сплю с продюсером, если, конечно, он не слишком неприятен физически.
— Черт побери! — восхищенно воскликнул я. — Оказывается, можно заполучить сразу два удовольствия, к тому же одни из лучших в этом мире.
— Конечно, я была немного расстроена, когда Пол так быстро потерял ко мне интерес и стал волочиться за Донной Альбертой, — непринужденно продолжала она. — Может быть, у него был пунктик насчет перезрелых примадонн? Не потому ли от него кто-то избавился? Жалко, что он мертв, но, дорогой, печаль лучше поберечь для чего-то более важного. Скажем, ларингит во время премьеры! Вот это действительно ужасно!
— Все зависит от того, что для тебя важнее, — сказал я, слегка потрясенный. — Я бы не назвал твое объяснение простым, но это тем не менее объяснение.
Она распахнула на мне рубашку и развязала свой широкий пояс. Жакет соскользнул вниз, и ее упругие высокие груди уперлись в мою грудь. Ее лицо было так близко, что все, что я мог сейчас видеть, были ее волосы, похожие на темное облако, и глаза, полные желания. Ее ногти впились мне в поясницу, и это было так неожиданно, что я вскрикнул. Ногти продолжали блуждать по моей пояснице, сцарапывая кое-где по пути куски кожи. В целях самообороны мои пальцы нырнули глубоко под ее атласное белье и я вонзил ногти в ее упругую гладкую кожу. Она проворковала что-то, как во сне. Затем ее губы впились в мои, а ногти продолжали все быстрее и больнее перемещаться по моей разодранной коже. Я подумал, что если это были те дополнительные
Глава 4
На следующее утро, ровно в пол-одиннадцатого, я пришел в контору Касплина. Его рыжая секретарша встретила меня весьма недоброжелательным взглядом.
— Мистера Касплина нет, — пробурчала она.
— Вышел, — согласился я. — Испарился!
Она мрачно уставилась на меня. Под ее глазами можно было разглядеть темные круги, и даже толстый слой губной помады не мог скрыть скорбное выражение ее рта.
— Очевидно, он ушел поздно ночью, Максин? — спросил я сочувственно.
— Убирайтесь! — рявкнула она.
— Максин, дорогая! — укоризненно сказал я. — Так-то вы заботитесь о престиже своей корпорации?
— Его не будет весь день, — злобно ответила она. — Хотите ждать — пожалуйста. Только не здесь. Идите к нему в кабинет, рано или поздно вы его увидите. Лично я видеть вас около себя больше не желаю.
— По-моему, я в здравом уме, — не согласился я с ее предложением. — Разве человек в здравом уме захочет видеть Касплина?
Ее тон стал почти умоляющим:
— Что вам от меня надо?
— Касплин должен был кое-что мне оставить — всего-навсего чек.
— Ах вот оно что! — Ее глаза повеселели. — Я совершенно забыла. Он где-то здесь, в конверте.
Она порылась среди бумаг на столе, нашла конверт и вручила его мне. Я сунул его в карман и в благодарность предоставил ей возможность насладиться вблизи профилем Бойда. Никакой реакции! Видимо, у нее действительно были какие-то неприятности. Она машинально рисовала в блокноте какое-то сюрреалистическое животное — наполовину копытное, наполовину пушное. Старик Фрейд по этому рисунку, возможно, и смог бы разобраться, что творилось внутри этого непреклонного рыжеволосого идола, — мне это было явно не под силу.
Она посмотрела на меня снизу вверх:
— Вы все еще здесь?
— Иду, — сказал я с сожалением. — Обидно, черт побери! Вместе мы могли бы сотворить великолепное музыкальное произведение, Максин! Вы бы увидели меня с дирижерской палочкой в руке! Когда вы еще увидите такого блистательного дирижера?
— Ради Бога! — презрительно воскликнула она. — Для дуэта со мной у вас не хватит выносливости.
Пришлось уйти. По дороге я решил, что она права, но мне все-таки хотелось убедиться в этом на практике.
Я вернулся к себе в контору и в приемной наткнулся на официальный взгляд Фрэн Джордан.
— Если вам довелось убить кого-то прошлой ночью, — не дожидаясь вопроса, выпалила она, — могу вас обрадовать — плата не замедлила себя ждать.
Я широко раскрыл рот и глаза.
— Чек на тысячу долларов. Подписан Марго Линн. Посыльный принес его рано утром. — Она наконец улыбнулась. — Если вы никого не убивали, то за что же вы получили такую кучу денег?
— Мне не позволяет сознаться в этом природная скромность, — чопорно ответил я.