Том 20. Смертельный поцелуй
Шрифт:
В глазах у Касплина промелькнуло явное недоверие.
— Да, импресарио. Вы хотите сказать, что ничего не слышали о нем?
— Подстрекатель, а не импресарио! — темпераментно вмешалась Донна Альберта.
— О Харви я действительно слышал, — осторожно ответил я. — Только никогда не слышал, что он участвует в культурных забегах.
— Ха! — Донна Альберта вскочила. Маска скорби сменилась на ее лице трагедийной маской. — Что, Касплин? Даже частный детектив ужаснулся при упоминании его имени! И в руки этого человека
— Послушай… — начал Касплин.
— Кто я? Заклинательница змей? — в отчаянии вопрошала она. — Рок-певичка?! — Она неожиданно завиляла бедрами, подражая кумиру подростков.
— Донна, пожалуйста! — Касплин сделал слабый протестующий жест рукой, затем устало закрыл глаза. — Мы уже тысячу раз говорили об этом… Эрл Харви платит жалованье за ваш великий голос плюс пятнадцать процентов с прибыли. Разве театр «Метрополитен» когда-нибудь выплачивал примадонне проценты?
Но было ясно, что примадонне наплевать на логику. Она со знанием дела доводила себя до дикарского неистовства.
— Как ты смеешь сравнивать этого вонючего борова со Второй авеню с Метр…?! — вопила она над склоненной головой своего управляющего. — Ты спятил, Касплин! Ты оскорбил не только меня! Ты оскорбил великий дом, место рождения, купель оперы!
Касплин приоткрыл маленький блестящий глаз и уныло уставился на меня.
— Это надолго, — сказал он, явно имея в виду горластую фурию, которая своим голосом, похоже, хотела сдвинуть «Тауэрз» на несколько дюймов с фундамента.
— Подожду, — громко, в расчете, что меня услышат, сказал я. — Вы платите за мое время.
— Это один из ее плохих дней, — сказал он, посмотрев на часы. — Может, нам лучше встретиться у меня в конторе? Скажем, часа через два.
— Идет! — кивнул я и встал.
Касплин протянул мне визитную карточку, затем снова откинулся в кресле и закрыл глаза. Голос Донны Альберты — взволнованный и очень громкий — звучал все выше и мощнее. Я вышел из номера за несколько секунд до того, как со стен, наверное, посыпались картины.
На пути к лифту меня остановило нервное прикосновение к локтю. Я оглянулся — Хелен Милз смотрела на меня из-за своих мощнейших линз.
— Не обращайте внимания на Донну Альберту, мистер Бойд, — сказала она с придыханием. — Не надо забывать, что она великая артистка, и это Касплин — чудовище! — настоял, чтобы она участвовала во всем этом ужасе!
— Что касается меня, то я нахожу театр на Второй авеню чудесным, — заверил я ее. — Я также не имею ничего против постановок за пределами Бродвея. И вообще я демократ. Живу на Сентрал-парк-Вест.
— Она сейчас не в себе, — настойчиво продолжала Хелен Милз. — Вы не должны винить бедняжку. Я имею в виду, что Ники вернули в… пакете! Потом эта премьера так скоро… Да еще этот немыслимый танец…
— Танец?
— Конечно. Ей придется исполнять танец Семи покрывал. Знаете? Сбрасывать с себя одежды. Этот Эрл Харви — маньяк, помешанный на эротических сценах. Он настаивает на том, чтобы она сбросила все семь.
Глаза мои плотно закрылись, и я вдруг почувствовал симпатию к Касплину.
— Что-нибудь случилось, мистер Бойд? — обеспокоенно спросила она.
— Все семь? — тихо переспросил я.
— О! — В ее голосе послышалось презрение. — Разве вы не знаете, что это «Саломея»?
— Оскара Уайльда?
— Рихарда Штрауса. — С каждым словом ее голос становился холоднее. — Он написал оперу по пьесе Оскара Уайльда.
— И Донна Альберта будет петь Саломею? И к тому же танцевать, сбрасывая с себя одежды? — Мои глаза широко раскрылись и, должно быть, так вспыхнули, что Хелен Милз отпрянула назад. — Где можно достать билеты? — возбужденно спросил я.
— Мистер Бойд! — Ее ноздри раздувались от возмущения. — Вы отвратительны!
Она устремилась по коридору к номеру, и даже в этом ее ужасном костюме ей удалось всем своим видом выразить вопиющее презрение.
Уединившись в баре на Мэдисон-авеню, я выпил пару бокалов мартини и задумался. Стоило мне закрыть глаза, как я отчетливо видел самого себя, расследующего смерть пекинеса. Я стоял на четвереньках где-то на Второй авеню и гавкал вопросы датскому догу-суке:
— Когда в последний раз вы видели Ника Пеки?
И всякий раз, когда я уже готов был кинуться к ближайшему телефону и сказать Донне Альберте, что черта с два, пусть она найдет кого-нибудь другого, в голове у меня возникала картина: последнее покрывало медленно падает с великолепного тела… Я понял, что попался на крючок.
Я пришел в контору к Касплину ровно через два часа после того, как покинул номер в гостинице. У него там сидела регистраторша или секретарша, а может, то и другое вместе — она была достаточно велика, чтобы справляться с двумя обязанностями. Похожая на изваяние, рыжеволосая, почти шести футов ростом. Если моя теория была правильной, то, судя по тому, какую грудь облегал ее пуловер, — эта особа обладала неплохим певческим голосом.
— Мистер Касплин назначил мне встречу, — сказал я. — Мое имя Бойд.
Она взглянула в блокнот и покачала головой.
— Извините, — произнесла она отчетливым контральто. — У меня не записано.
— Извините и вы меня, — искренне огорчился я. — Получается как с кораблями в ночи или что-то вроде этого. Если бы мое имя — меня зовут Дэнни Бойд — было у вас записано, из этого могло бы многое получиться. — Я покосился на ее грудь. — Кто-нибудь говорил вам, что вы могли бы петь в опере?
— По-моему, мне знаком ваш профиль, — сказала она, внимательно рассматривая меня. — Это не вы носили копье на сцене в «Метрополитен» в прошлом сезоне?