Том 26. Вояж на Гавайи
Шрифт:
Торжественность его тона, видимо, была хронической болезнью. У меня не было иного выхода, я располагал лишь двумя тысячами долларов, так что, оценив ситуацию, пришлось вкратце пересказать все, что я знал о причине ее ухода со сцены.
— Это в самом деле так, — сказал он, с мрачным видом кивнув. — Все вечера подряд она должна была сходить с ума. Весь третий акт Ирен находилась на сцене и начинала с таких тирад: «Боже мой, как мне плохо!» Это был безостановочный транс! Собаке не пожелаешь
— Десять против ста, что вас это не беспокоило, а? — спросил я.
— Вы считаете, что я работаю ради удовольствия? — Его голос задрожал. — Но у Барни Миккерса есть сердце. «Ты сенсационна, — сказал я ей, — действительно сенсационна. Но восемь недель! Сделай перерыв, потом я найду тебе приличную пьесу, будешь на сцене каждый вечер». Но Ирен даже не захотела слушать милого Барни, а потом…
— Вы знаете, куда она поехала?
Миккерс решительно покачал головой.
— Я вам уже сказал. Ни одной почтовой открытки!
— И вы не пытались узнать, что же с ней случилось?
— У меня слишком мало времени, чтобы выращивать цветы, — энергично запротестовал он. — Здесь делают дело и деньги. Не говоря уже о том, что по крайней мере восемь пьес в год не выдерживают больше трех дней. У меня есть возможность прохлаждаться, по вашему мнению?
— Вот то, что можно назвать спорным вопросом, — ответил я. — Кто был близок с ней?
Он сообщил имена, которые уже фигурировали в моем списке, потом, немного поколебавшись, добавил:
— Ева Манделл — ее сестра.
— Кто еще? — настаивал я.
— Ее частная жизнь принадлежит ей, это не мое дело. Спросите других, может быть, они что-то знают.
— Полагаю, что все же заставлю вас проглотить ваши зубы ради собственного удовольствия!
— Прошу вас! — Он умоляюще воздел руки. — Никакого насилия! Челюсти стоили мне двести долларов, а я еще даже не заплатил за них! Была одна девушка, которая помогала Ирен одеваться и заодно служила у нее горничной. Почему бы вам не обратиться к ней?
— Как ее зовут?
— Дайте подумать… — Он постучал пальцами по лбу. — Дженни… Дженни Шау! Вот-вот, Дженни Шау!
— А где я могу ее найти?
— Я не Господь Бог! В городе с восемью миллионами жителей подобная задача не из легких.
Барни стал раскачиваться в кресле с видимым нетерпением.
— Вы уже отняли у меня кучу времени и теперь хотите окончательно погубить весь день только потому, что я когда-то был импресарио Ирен Манделл?
— Если вы не знаете, где она, то кто может это знать?
— Может быть, мать? Или я должен знать адрес матери? Что вы еще хотите от меня? Написать для вас сценарий?
Я встал и несколько секунд молча смотрел ему в глаза.
— Не надо. Ваша болтливость едва ли сродни умению писать.
Пришлось отправиться в «Блэк Ангус», чтобы позавтракать. Потом я вернулся в свою контору. Фрэн Джордан, моя очаровательная секретарша, рыжая, с зелеными глазами, ведет за пределами конторы жизнь, в которой я практически не играю никакой роли. Фрэн бросила на меня слегка заинтересованный взгляд.
— Как прошла беседа? — небрежным тоном спросила она.
— Господину генеральному директору понадобился гениальный сыщик.
— И где вы его найдете?
— Харлингфорд не может предложить никого другого, кроме меня. Его судьба в моих руках.
— С каких пор вы перешли на такую манеру разговора, врун этакий? — сердито спросила Фрэн.
— С тех пор, как побеседовал с неким Барни Миккерсом. Мы должны искать Дженни Шау, горничную, моя дорогая.
— Где я должна искать ее? Под нашим письменным столом?
— Попробуйте в контрактах по найму. Кстати, вы помните Ирен Манделл?
— Еще одна горничная?
— Ладно, начинайте с Шау, — устало согласился я. — В этом агентстве, видно, одного моего профиля недостаточно.
Фрэн медленно и глубоко вздохнула, отчего ее роскошная грудь плавно поднялась и не менее плавно опустилась.
— Я по-прежнему держу здесь рекорд по красоте груди, — довольно проговорила она, — не забывайте этого.
— Нет проблем. Что вы делаете сегодня вечером?
— Провожу небольшое расследование. — Тон был достаточно развязным. — С одним шахтером из провинции.
— Шестнадцати лет?
— Этот шахтер добывает уран прямо под своим домом где-то в Канзасе. Если он разделяет мои вкусы, я, возможно, куплю счетчик Гейгера и присоединюсь к нему.
Задумчивая улыбка все еще блуждала по ее лицу, когда я прошел в свой кабинет. Усевшись за стол, я разложил досье. Сведения оказались весьма скудными: список из пяти имен, четыре адреса и фотография Ирен Манделл.
Первым в списке стояло имя Барни Миккерса, импресарио Ирен.
Вторым был Джером Вильямс — ее режиссер.
Следующими, с указанием адресов, шли ее лучшая подруга Джин Бертон и лучший друг Роджер Лоувел. В конце списка, без адреса, значилось имя ее сестры, Евы Манделл.
Пять несчастных имен, четыре адреса и фотография. Это все, что после более чем пятинедельных поисков мог обнаружить опытный журналист? Значит, Харлингфорд что-то от меня скрыл, и, если я позвоню и спрошу его об этом, полагаю, он ответит, что это для моего же блага. «Лучше будет начать с нуля, Бойд. Приступите к расследованию без навязанных идей, которые могут вам помешать…» Прекрасно! Сэкономлен один телефонный разговор.