Том 27. Письма 1900-1901
Шрифт:
Мне скучно не в смысле Weltschmerz, не в смысле тоски существования, а просто скучно без людей, без музыки… — Горький писал: «Знаете — ужасно неприятно читать в Ваших письмах, что Вы скучаете. Вам это, видите ли, совершенно не подобает и решительно не нужно. Вы пишете „мне уже 40 лет“. Вам только еще 40 лет! А между тем, какую уйму Вы написали и как написали. Вот оно что! Это ужасно трагично, что все русские люди ценят себя ниже действительной стоимости. Вы тоже, кажется, очень повинны в этом».
Очень жаль, что Вы, по-видимому, раздумали приехать в Ялту. — Горький все же приехал в Ялту в марте 1900 г.
Только что получил фельетон Жуковского. — Горький послал вырезку из
Автор статьи выражал довольно распространенную точку зрения на творчество Чехова как на явление декаданса. Крайне субъективно толкуя самый смысл декаданса и творчества Чехова, он тем не менее верно ощущал начавшееся движение общественного сознания — потребность в позитивных ответах на «вопросы века»: «Если мы возьмем <…> „Черного монаха“, Иванова, героя „Моей жизни“, героев „Чайки“, „Соседей“, „Учителя словесности“ и многих других, то от всех них, как вообще от всех рассказов Чехова, веет скукой и тоской… Нам хочется плакать, читая эти произведения. Хочется воскликнуть: красота, где ты? Неужели действительно жизнь так некрасива, пошла, скучна — так мертвенно бледна, так скудна, отдает таким дыханием смерти? Это ли не декаданс? Причина этого отсутствия красоты в жизни, этого глубокого пессимизма есть оскудение инстинкта, потеря чувства. Когда лозунгом была интеллигентность, знание, наука, то забывали самое святое, забывали основу жизни, забывали чувство вообще, забывали чувство красоты, которое одно только способно дать жизни содержание и направление (конечно, только тогда, когда потребность в этом существует). Чехов как представитель интеллигенции гениально отметил в ней своим творчеством это оскудение, эту обесцвеченность, этот декаданс. Тем же взором интеллигента-пессимиста заглянул Чехов в крестьянскую избу, в деревню и там увидел то же отсутствие красоты и медленное прозябание жизни. Как будто какой-то туман сгустился над всем, и в этом тумане, как тени, слоняются безжизненные манекены. Только мгновениями сквозь этот туман пробегают лучи света, на минуту освещая порыв сильного, живого чувства, чтобы затем снова уступить место мгле <…>
Чехов плачет об отсутствии красоты, отсутствии интереса к жизни, о пошлости ее — может быть, тем самым об ее бесцельности. Последнее самое ужасное. Но этим самым он расчищает почву для созидания… Мы знаем теперь, что красоту, что радость жизни надо искать не там, куда ведет нас Чехов, а надо искать в другом месте. Как будто вслед за Чеховым его позитивом является новый писатель М. Горький, который находит эту красоту. Куда ни заглянет Чехов своим созерцательным взглядом интеллигента, все, как по волшебному мановению, обесцвечивается, бледнеет, умирает. Чего ни коснется Горький, все начинает играть яркими цветами радуги. Не странно ли, что первый — представитель интеллигенции, в лучшем смысле этого слова; второй — представитель босяков, народа, того самого, на который мы когда-то хотели смотреть как на меньшого брата, заслуживающего только сострадания, помощи, руководительства».
3047. В. А. ПОССЕ
15 февраля 1900 г.
Печатается по автографу ( ИМЛИ). Впервые опубликовано: «Новый журнал для всех», 1908, № 2, стлб. 77–78.
Год устанавливается по ответному письму В. А. Поссе от 23 февраля 1900 г. ( ГБЛ).
…«Фома Гордеев», да еще в превосходном переплете — это ценный, трогательный подарок… — Повесть М. Горького «Фома Гордеев» вышла в отдельном издании серии «Библиотека „Жизни“», СПб., 1900, с посвящением: «Антону Павловичу Чехову. М. Горький». Книга хранится в ТМЧ(Чехов и его среда, стр. 230–231).
За
…пришлите мне хоть 5 оттисков. — Оттиски повести «В овраге» были получены Чеховым не позднее 22 февраля. Сохранились 2 экземпляра с дарственными надписями: Л. В. Средину (датирована 22 февраля 1900 г.) и А. Л. Вишневскому (дата 5 марта 1900 г.).
3048. А. Б. ТАРАХОВСКОМУ
15 февраля 1900 г.
Печатается по автографу ( ГБЛ). Отсутствующие в автографе обращение и несколько строк на обороте первой страницы, вырезанные в автографе, восстанавливаются по тексту: Письма, т. VI, стр. 51–52, где письмо было напечатано по копии, полученной от Тараховского (указана была и авторская дата).
Впервые опубликовано: «Приазовский край», 1904, № 182, 11 июля, стр. 4. Еще отрывок — «Приазовский край», 1910, № 44, 19 января, стр. 2 (неточно). Полностью — Письма, т. VI, стр. 51–52.
Ответ на письмо А. Б. Тараховского от 10 февраля 1900 г. Тараховский ответил 23 февраля ( ГБЛ; «Филологические этюды», вып. 1, Ростов н/Д, 1971, Серия журналистики, стр. 149–152).
Как видно из ответного письма Тараховского, Чехов в отсутствующем начале своего письма выражал неудовольствие по поводу того, что его частные письма Тараховский использовал в печати. В двух номерах «Приазовского края» (1899, № 319, 5 декабря и № 332, 19 декабря) Тараховский цитировал письмо Чехова от 26 ноября 1899 г. — в первом случае о положении чахоточных больных, приезжавших в Ялту, во втором (в фельетоне «Арабески») — о переустройстве таганрогского театра.
Тараховский ответил: «Добрейший Антон Павлович! Я положительно в отчаянии. Прошло уже пять дней со дня получения от Вас письма, а между тем до сего времени я не могу избавиться от мучительного чувства какой-то пришибленности, вызванного первыми строками его. Меня удручает и то, что я невольно так огорчил Вас, и то, что превратился в Ваших глазах в нарушителя литературной этики, т. е. в „газетчика“ самого неряшливого. Все это ужасно тяжело и больно. Уверяю Вас, что напечатание извлечений из Вашего письма — есть только недоразумение. Самовольно я бы ни за что этого не сделал, так как оглашение частных писем и разговоров считаю делом в высшей степени предосудительным. Появление же в печати извлечений произошло следующим образом. Вы просили напечатать воззвание и извлечение из письма о чахоточных. Так я понял тогда Вашу просьбу. Оказывается, однако, что речь шла только о воззвании или извлечений из него, но не из письма. В чрезмерном усердии я просто напутал. Затем, перепечатка о перестройке театра также имеет свою „историю“. Я просил Вас написать об аудитории и театрах несколько строк, которыми можно было бы воспользоваться для печати, зная, что Ваше мнение будет иметь значение при решении этих вопросов. Ответом на мою просьбу и было Ваше письмо, в котором я нашел просимые строки и воспользовался ими-как писал Вам ранее. Но и тут ошибся! Вы их совсем не предназначали для печати. Я убедительно прошу простить мою оплошность и верить, что не способен на оглашение частных писем и разговоров без согласия <…> Ради бога, простите. Огорчения, которые я доставил Вам, — есть только печальное для меня недоразумение, но совсем не следствие какой-нибудь неряшливости нравственной. Я рассчитываю на Ваше великодушие».
Вы с женой пережили тяжелую передрягу… — Тараховский писал, что возил жену в Харьков, где ей была сделана тяжелая операция.
Квитанцию благоволите передать Сиротину. Из «Приазовского края» ~ ничего не получил. — Тараховский сообщал: «Сегодня заходил Сиротин и оставил 10 руб<лей> для пересылки Вам в пользу ялтинских чахоточных. В редакцию „Пр<иазовского> кр<ая>“ непосредственно направляют пожертвования для той же цели, получаете ли Вы их? Деньги г. Сиротина посылаю вместе с письмом».