Том 27. Письма 1900-1901
Шрифт:
Умерла Ваша соседка Штангеева. — В «Крымском курьере» (1900, № 48, 1 марта) сообщалось, что 28 февраля умерла попечительница детского, ночлежного и родительского приютов в Ялте Ефросиния Федоровна Штангеева.
…в женской гимназии предсказывают землетрясение. — В ночь с 26 на 27 апреля 1900 г. в Феодосии действительно произошло сильное землетрясение («Крымский курьер», 1900, № 97, 2 мая).
На Пасхе приедет сюда Московский Художественный театр, даст несколько спектаклей… — Первое сообщение о предстоящих гастролях Художественного театра в Ялте появилось в «Крымском курьере» 7 марта 1900 г. (№ 53). В отделе «Хроника» писалось: «Спектакли труппы Московского Художественного театра в Ялте дело решенное. Художественный театр прибудет к нам на фоминой неделе в полном составе: со
Об истории появления этой информации в газете «Крымский курьер» автор ее А. Я. Бесчинский впоследствии вспоминал: «Приезд театра всецело поглотил и увлек Чехова, и весь месяц, предшествовавший этому приезду, он почти ни о чем другом, кроме Художественного театра, не говорил. Любимой темой его было говорить о том, что Художественный театр представляет собой совершенно новую картину театрального дела, в корне не похожего на обычный шаблон и т. п. Разговаривая с ним однажды о предстоящем приезде Художественного театра — это было, как только приезд был решен — до публикаций, я сказал Чехову, что следовало бы поместить в газете статейку о прибывающем театре.
— Что ж, напишите, — сказал с живостью А. П., — только имейте в виду, — прибавил он, заканчивая свои указания, — что в труппе Художественного театра личность артиста имеет второстепенное значение: там выше всего общий ансамбль, дирижируемый режиссером; отдельные же актеры, даже их имена, не имеют значения. Имен там нет, — закончил Чехов с увлечением, — а есть только номер первый, номер второй, номер третий. Я выполнил инструкцию Чехова в точности. На следующий день в „крымском курьере“ появилась статья, сообщавшая о предстоявшем прибытии в Ялту Московского Художественного театра; я изложил в статье значение нового предприятия, сказав все, что полагалось, а окончил так: „В труппе Художественного театра все отдельные артисты до такой степени составляют часть общего целого, что на афишах даже не обозначаются фамилии исполнителей, а просто говорится, что исполнят роли: такую-то — номер первый, такую-то — номер второй и т. д.“ Часов в десять утра приезжает ко мне Чехов.
— Что вы такое напечатали о Художественном театре?
— А что вам не понравилось?
— Откуда взяли вы эту номерацию — номер первый, номер второй, номер третий!
— Как вы мне сказали, так и написал, — отвечаю я, — фамилии не выставляются, а только номера.
— Да нет же, — начал Чехов с досадой, которая тотчас же сменилась улыбкой (кажется, смеяться он не умел, а мог только улыбаться), — ведь это я так только говорил, для картинности, а вы бухнули буквально. — Как ни комично это было, но поправлять дела было нечем. В заключение А. П., потребовав себе в виде реванша десять экземпляров газеты, вырезал с каждого экземпляра статейку о Художественном театра с „номерацией“, забандеролил вырезки со свойственной ему аккуратностью и надписал адреса гг. Немировича-Данченко, Станиславского и артистов Художественного театра.
— Пускай позабавятся, — сказал он.
Труппу Художественного театра этот комический эпизод с номерацией действительно позабавил. На репетициях у них, как потом передавали, можно было слышать шутливые возгласы: „Номер первый, выходите; номер третий — готовьтесь!“» (А. Я. Бесчинский. Воспоминания об А. П. Чехове. — «Приазовская речь», 1910, № 47, 22 января).
…после
…благодарю Вас за письмо, за то, что сообщили академические новости. — Кондаков писал Чехову: «Выборы мои состоялись еще 5 февраля, и отделение порешило пока не выбирать на три остающиеся кресла. Все начатые мною по этому поводу переговоры ни к чему не привели. Будем ждать, что будет дальше, если только я лично дождусь, так как более полутора года я и не рассчитываю здесь провести полностью». В ответном письме от 10 марта Кондаков сообщал подробности академических заседаний: «Вчера было 1-е зас<едание> <…> К<онстантин> Р<оманов> <…> выразил желание, чтобы число поч<етных> акад<емиков> не было особенно увеличиваемо — определили не выбирать более 12 в ближайшем будущем, но держать эту цифру в секрете между членами отделения. Далее: выборы сосредоточить последовательно на декабрь, с обязательством для нового члена в публичном заседании произнести речь, сказать слово, прочесть произведение или под<обное>.
Дальше, разделили между членами рецензии на премии Пушкина: набралось не менее 30 представленных сочинений. Некоторых так никто и не взял.
Говорили о желательности увенчать премиею произведения Горького и жалели, что они не представлены. Каждый поч<етный> акад<емик> может представлять на премию чужие сочинения. Говорили даже о том, что хорошо бы еще раз Вам предоставить премию, но поч<етные> акад<емики> не могут получать премий».
Поздравляю Вас с избранием в Пушкинское отделение… — Кондаков был избран ординарным академиком в Разряд изящной словесности Отделения русского языка и словесности Академии наук 5 февраля 1900 г. (см. примечания к письму 3071 * ).
…почему Толстой ничем не ответил на избрание? — 8 января 1900 г. на заседании Отделения русского языка и словесности Академии наук происходили выборы в почетные академики (см. примечания к письму 3015 * ). Кондаков сообщал Чехову 19 февраля: «Сухомлинов говорил мне, что получил от Вас письмо. Получены равно письма или визиты последовали и от других, кроме одного Льва Ник. Толстого. Что бы это значило? Как Вы понимаете?»
3061. Н. М. ЕЖОВУ
2 марта 1900 г.
Печатается по автографу ( ЦГАЛИ). Впервые опубликовано: Чехов, Лит. архив, стр. 112.
Год устанавливается по письму Н. М. Ежова от 24 февраля 1900 г., на которое отвечает Чехов; Ежов ответил 7 марта ( ГБЛ).
…с Тарновским Вы задали мне задачу прямо неразрешимую. — В письме от 24 февраля Ежов обращался к Чехову с просьбой: «Обращаюсь к Вам, как к человеку доброты необыкновенной и хорошо мне известной. Есть у меня старый товарищ, Нестор Тимофеевич Тарновский, бывший нотариус, служивший раньше учителем русского языка. Он теперь обеднял, три года ища и не находя себе места. Пишет мне, что он совершенно упал духом, говорит, протяну еще месяц — и покончу с собой. Я послал Т<арновско>му немного денег, пошлю и еще, но ему не подачки нужны, а место, хоть какое-нибудь место. Не возьмете ли Вы на себя труд попросить Суворина, Морозову и т. п., не дадут ли эти влиятельные и всесильные люди какой-либо должности моему знакомцу? Это человек образованный, гуманный, честный, но разбитый, робкий. Его в жизни обманывали и обижали все, он никого и никогда».
Вы удивляетесь, что ~ люди гибнут с голоду. — Ежов писал: «Вообще, не придумаете ли что-нибудь, чтобы спасти человека, буквально погибающего с голоду! И это на рубеже XX столетия…»
…потолкуйте-ка с кем-нибудь из Художественного театра ~ с Желябужским (муж Андреевой)… — На это предложение Чехова Ежов отвечал в письме от 7 марта: «Именно Вам, как хорошему знакомому Желябужского, и удобно ему написать. Я никого из актеров не знаю, как мне просить г-жу Андрееву?»