Том 3(2). Историческое подготовление Октября. От Октября до Бреста
Шрифт:
(26 октября)
Здесь смешаны два вопроса, товарищи. Один из них, деловой, был нами разрешен вчера. Решено, что министры-социалисты, меньшевики и с.-р., временно Военно-Революционным Комитетом будут содержаться под домашним арестом. Так было поступлено с Прокоповичем*, так должны мы поступить с Масловым* и Салазкиным*. Военно-Революционный Комитет примет все меры, чтобы привести в исполнение ваше постановление в кратчайший срок, и если он до сих пор не привел его в исполнение, то только потому, товарищи, что мы переживаем вооруженное восстание, когда другой представитель одной из этих партий, известный нам Керенский, организует силы контрреволюции, чтобы бросить их на нас.
Второй вопрос, — это вопрос об обывательском впечатлении от этих арестов. Товарищи, мы переживаем новое время, когда обычные представления должны быть отвергнуты. Наша революция есть победа новых классов, которые пришли к власти, и они должны защитить себя от той организации контрреволюционных сил, в которой участвуют министры-социалисты. Ведь к ним применяется домашний арест до выяснения их причастности к организации контрреволюционного заговора. Сами по себе нам не страшны эти два министра, ни морально, ни политически не имеющие никакого значения.
Нам говорят, что ничего подобного не наблюдалось ни в одной революции. Коротка память у говорящих, ибо это наблюдалось несколько месяцев тому назад, когда члены Исполнительного Комитета Рабочих и Солдатских Депутатов были арестованы при полном попустительстве и с согласия тех же министров-социалистов, при чем тогда не было никакого протеста, никакого требования об их освобождении. Мало того, не кто иной как председатель Исполнительного Комитета Крестьянских Депутатов, Авксентьев, поставил двух охранников у дверей квартиры освобожденной представителями юстиции Александры Михайловны Коллонтай*. Теперь же эти представители приходят отрывать нас от деловой работы, мешают нам в важных делах, в которых они сами не могли ничего сделать, чтобы прокричать нам свои бессмысленные угрозы и проявить перед нами свое подмоченное негодование. (Шумные аплодисменты.)
(26 октября)
С возражениями т.т. Карелину* и Авилову* выступает т. Троцкий.
— Соображения, которые мы здесь слышали*, приводились против нас не раз. Возможной изоляцией левого крыла нас пугали неоднократно. Несколько дней тому назад, когда вопрос о восстании был поднят открыто, нам говорили, что мы изолируем себя, что мы идем навстречу гибели*, и в самом деле, если по политической печати судить о том, каковы классовые группировки, то восстание грозило нам неминуемой гибелью. Против нас стояли контрреволюционная банда и оборонцы всех разновидностей. Левые эсеры в одном своем крыле мужественно работали с нами в Военно-Революционном Комитете*. Другая их часть занимала позицию выжидательного нейтралитета*. И тем не менее даже при этих неблагоприятных условиях, когда, казалось, мы всеми покинуты, восстание победило почти без крови. Если мы действительно были изолированы, если все реальные силы действительно были против нас, то каким образом могло случиться, что мы одержали победу почти без кровопролития? Нет, изолированы были не мы, а правительство и демократы, quasi-демократы. Это они были изолированы от массы. Своими колебаниями, своим соглашательством они вычеркнули себя из рядов подлинной демократии. Наше великое преимущество, как партии, состоит в том, что мы заключаем коалицию с массовыми силами, что мы создали коалицию рабочих, солдат и беднейших крестьян.
Политические группировки исчезают, но основные интересы классов остаются, и побеждает та партия, побеждает то течение, которое способно нащупать и удовлетворить эти основные требования классов. Если нужна была коалиция, то такой коалицией является коалиция нашего гарнизона, главным образом, крестьянского, с рабочим классом. Мы можем гордиться такой коалицией. Она, эта коалиция, испытана в огне борьбы. Петроградский гарнизон и пролетариат, как один из отрядов революции, вступают в великую борьбу, которая явится классическим примером в истории революции всех народов.
Здесь нам говорили о левом блоке, образовавшемся в Предпарламенте*, но блок этот просуществовал только один день, — очевидно, он был заключен не на том месте, где следовало. Может быть, и блок был хорош, и программа была хороша, но все-таки одного столкновения было достаточно, чтобы блок разлетелся в прах.
Т. Авилов говорил о величайших трудностях, которые стоят перед нами. Для устранения всех этих трудностей он предлагает заключить коалицию, но при этом он не делает никакой попытки раскрыть эту формулу, определить точнее, какую коалицию он имеет в виду: коалицию групп, классов или просто коалицию газет. Ведь прежде, чем говорить о коалиции со старым ЦИК, например, нужно же понять, что коалиция с Данами* и Либерами* не усилила бы революцию, а послужила бы причиной ее гибели. Ведь в самый острый момент борьбы нас оставили без телефона с соизволения комиссаров ЦИК.
Говорят, раскол среди демократии — недоразумение. Когда Керенский высылает против нас ударников, когда с соизволения ЦИК мы лишаемся телефона, когда нам наносят удары за ударами, неужели тут можно говорить о недоразумении? Если это недоразумение, то я боюсь, что все суждения наших оппонентов — т.т. Авилова и Карелина — тоже политическое недоразумение.
Т. Авилов говорил нам: хлеба мало, нужна коалиция с оборонцами. Но разве эта коалиция увеличит количество хлеба? Ведь вопрос о хлебе, это вопрос программы действия. Борьба с разрухою требует определенной системы действия, а не политических группировок только.
Т. Авилов говорил о крестьянстве: но опять-таки о каком крестьянстве идет речь? Нужно сделать выбор среди различных элементов крестьян. Сегодня здесь представитель крестьян Тверской губернии требовал ареста Авксентьева. Нужно выбирать между этим тверским крестьянином, требующим ареста Авксентьева, и Авксентьевым, наполнившим тюрьмы членами крестьянских комитетов. Мы — с тверскими крестьянами, против Авксентьевых, мы с ними до конца и безраздельно.
Коалицию с кулацкими элементами крестьянства мы отвергаем, мы решительно отвергаем ее во имя коалиции рабочего класса и беднейших крестьян. Если революция чему-либо нас научила, так тому, что только путем соглашения, путем подлинной коалиции этих элементов можно одержать победу. Те, кто гонится за тенью коалиции, окончательно изолируют себя от жизни. Левые эсеры будут терять опору в массах постольку, поскольку они вздумают противопоставить себя нашей партии; партия, противопоставляющая себя партии пролетариата, с которой объединилась деревенская беднота… изолирует себя от революции.
Открыто, перед лицом всего народа подняли мы знамя восстания. Политическая формула этого восстания — вся власть Советам через Съезд Советов. Нам говорят: вы не подождали Съезда. Нет, мы-то стали бы его ждать, но Керенский не хотел ждать: контрреволюционеры не дремали. Мы, как партия, своей задачей считали создание реальной возможности для Съезда Советов взять власть в свои руки. Если бы Съезд оказался окруженным юнкерами, каким путем он мог бы взять власть в свои руки? Для того, чтобы эту задачу осуществить, нужна была партия, которая исторгла бы власть из рук контрреволюционеров и сказала бы вам: "Вот власть — и вы обязаны ее взять". (Бурные несмолкаемые аплодисменты.)
Несмотря на то, что оборонцы всех оттенков в борьбе против нас не останавливались ни перед чем, мы их не отбросили прочь, мы Съезду в целом предложили взять власть в свои руки. Когда партия, окутанная пороховым дымом, идет к ним и говорит: "Возьмем власть вместе", — они бегут в городскую думу и там объединяются с явными контрреволюционерами. Они — предатели революции, с которыми мы никогда не объединимся.
Для успешной борьбы за мир, — говорил тов. Авилов, — нужна коалиция с соглашателями. В то же время он говорил, что союзники не хотят заключить мир, но что если мы объединимся с теми, которые нас предают, то все будет хорошо. Маргаринового демократа Скобелева, — сообщал нам тов. Авилов, — союзные империалисты высмеивали. Но если, — советовал он нам, — вы заключите блок с маргариновыми демократами, — дело мира будет обеспечено.