Том 3(2). Историческое подготовление Октября. От Октября до Бреста
Шрифт:
Граждане Гэд*, Самба* и Тома* преподавали нам тот же совет. Их единомышленники, русские социал-патриоты, всеми мерами тормозили развитие революции, затягивали агонию царизма и тем самым содействовали дезорганизации и истощению страны.
Февральская революция, опрокинувшая царизм, по непосредственным своим результатам была революцией буржуазной. Она поставила у власти крайних представителей русского империализма, Гучкова и Милюкова. Эти рыцари международного хищничества чувствовали себя своими людьми в среде представителей парижской, лондонской и нью-иоркской бирж. Они стремились всю революцию, с пробужденными ею страстями и надеждами, впрячь в колесницу союзного империализма. Мы объявили им поэтому непримиримую войну. Мы не делали и не делаем принципиального различия между империализмами центральных империй и союзных стран. Нас пытались убедить, что союзные страны находятся в состоянии законной самообороны, и отсюда делался тот вывод, что союзные социалисты обязаны идти рука об руку с буржуазией и даже с царизмом. Такова основа политики священного единения (l'union sacree).
Мы требовали, чтобы правительства, которые апеллировали к принципу законной обороны, опубликовали те договоры, которые составляли основу всей их предшествующей политики, приведшей к войне. Мы считали гибельным и постыдным определять политику пролетариата в величайшую из мировых эпох в зависимости от гадательных соображений о том, какая из национальных капиталистических дипломатий проявила больше наглости или коварства в последние недели накануне войны. Ни одно из буржуазных правительств не опубликовало своих международных договоров, потому что каждый из этих документов изобличал лицемерие оборонительной войны.
Задача революционного социализма, как мы ее понимали, состояла в том, чтобы вырвать пролетариат из-под влияния националистических идей и направить его революционную энергию на борьбу против войны, империализма и капиталистического строя. Такую именно задачу предписал нам всем Базельский международный социалистический конгресс. Но в минуту войны могущественное давление буржуазии подчинило ее влиянию оппортунистические, парламентские верхи рабочего движения. Международный пролетариат оказался надолго раздроблен и обессилен. Не встречая сопротивления, война приняла затяжной характер, грозя погубить всю европейскую культуру.
Три с лишним года показали, что на почве войны нет выхода из войны. Народу Франции обещали каждый раз окончательную победу накануне каждого нового наступления. Эти надежды неизменно оказывались призрачными. Но и военные победы армии Гогенцоллерна не давали германскому народу выхода из кровавого тупика. В чисто военном смысле мы сейчас так же далеки от решения, как и в первые месяцы войны.
Русский социализм искал выхода из войны на пути революции.
После падения чисто буржуазной диктатуры Гучковых и Милюковых, к власти были привлечены социалисты-соглашатели, русские единомышленники Шейдемана*, Вандервельде и Гэда. Они пытались сохранить ненарушимыми рамки старого империалистического союза. В этих рамках они убеждали союзников пересмотреть старые договоры и тем содействовать скорейшему заключению мира. Какие плоды принесла эта политика почтительных увещаний? Никаких. Союзные дипломаты, в том числе и французские, отделывались общими фразами и неопределенными обещаниями. А официальный французский социализм? Если его тактика была верна, она должна была политически обнаружить ту силу, которая заложена историей в героический пролетариат Франции. Но этого не было и в помине. Французская парламентская фракция предоставляла в распоряжение правительства все военные кредиты, но в обмен не могла добиться ни одного сколько-нибудь определенного и серьезного ответа о целях войны. Более того, французские социалисты каждый раз получали отказ в выдаче паспортов, когда речь заходила о международной конференции социалистов. Политика, которая ставит социализм в такое положение, не может быть правильной политикой. И французская парламентская фракция, целиком ответственная за это унижение официального французского социализма, тем самым лишила себя права выступать в качестве судьи, который выносит русскому «максимализму» суровый приговор.
Меньше всего официальный французский социализм вправе укорять нас за сепаратное перемирие и ставить нам в вину опасность сепаратного мира.
Мы предложили всеобщее перемирие. Мы обратились ко всем воюющим народам и к их правительствам с предложением немедленных переговоров о всеобщем мире. Эти переговоры отнюдь не означают ни для одного из участников — и меньше всего для нас — готовность заключить мир во что бы то ни стало. Но переговоры требуют согласия каждой страны открыто заявить во имя каких целей она ведет войну и на каких началах она готова заключить мир. Мы, со своей стороны, опубликовали старые захватные договоры, объявили их для себя недействительными и предложили мир на основах демократии. Французская буржуазия ответила на это предложение созданием министерства Клемансо, т.-е. правительства шовинизма и социальной реакции. Официальный французский социализм отвечает укорами и обвинениями — но не по адресу французской буржуазии, а по адресу русского пролетариата. "Священное единение" остается, таким образом, во всей своей силе и при министерстве Клемансо.
Не менее французской парламентской фракции стремимся мы ко всеобщему демократическому миру. Мы это доказали всей нашей борьбой. Но такой мир может быть сейчас достигнут только героическим натиском пролетариата каждой страны на свою национальную буржуазию. "Священное единение" исключает возможность такого натиска. Оно связывает пролетариат по рукам и по ногам и делает его безвольным орудием буржуазии.
Французскому народу мир необходим не меньше, чем народам других стран. Путь Клемансо не есть путь мира — это путь гибели французского народа. Пролетариат Франции не может не понимать этого. Пролетариат Франции, — мы в это твердо верим, — поднимет свой голос и потребует от правящей Франции участия в мирных переговорах. Кто не хочет сепаратного мира, тот не смеет отказываться от участия в переговорах, то есть от открытого предъявления своих условий мира.
Мирные переговоры открыты, Совет Народных Комиссаров будет в этих переговорах отстаивать интересы и принципы международного социализма. Революционный пролетариат Франции не останется в стороне. Против своей буржуазии, через голову официальных парламентских вождей, он поднимет свой голос — за немедленное приостановление бойни на всех фронтах и за честный
Народный Комиссар по иностранным делам Л. Троцкий.
"Известия" N 248, 10 декабря 1917 г.
Доклад на заседании ЦИК о ходе мирных переговоров
(14 декабря)
Т. Троцкий долго не может начать своей речи, благодаря устроенной ему овации. Наконец, собрание успокаивается, и т. Троцкий приступает к своему докладу.
Коснувшись в общих чертах содержания ответа германской и союзных с нею делегаций, он напоминает собранию о том, что в прошлом году германский канцлер Бетман-Гольвег* заявил, что основой мирных переговоров должна явиться карта войны. Мы, социалисты-интернационалисты, и тогда были глубоко убеждены, что в руках истории окажется не только одна эта карта, но и много других. Наши надежды оправдались. В настоящее время германская делегация и делегации всех союзных с Германией стран отказываются от мысли воспользоваться картой войны, и таким образом германский и союзный с ним империализм констатирует, что эта карта бита. Это сделалось, конечно, не вследствие какой-либо идеалистической эволюции в умах прусских генералов и германских юнкеров, владеющих властью в настоящее время. К фактору военных успехов и военных неудач, основываясь на которых германский империализм в прошлом году трубил победу, присоединились в настоящее время факторы хозяйственной разрухи, повального голода и возникающего на этой почве социального недовольства и социальной борьбы. И эти карты в исторической игре сыграли именно ту роль, которую мы им предсказывали. Они создали крах националистических ожиданий. Они усилили социалистическое влияние и на пролетариат, который в начале войны не мог еще преодолеть гибельного действия той националистической отравы, которую в его душу влила буржуазия при помощи имеющегося в ее руках аппарата прессы. Банкротство империализма — даже в чисто военном смысле, так как три с половиной года войны показали, что желанная для империалистов решительная победа не будет и не может быть достигнута — привело к тому, что революция в мировом масштабе углубляется с каждым днем и что в России она уже сделалась победоносной. Эти основные карты, карты внешней войны, с одной стороны, и карта внутренней борьбы — с другой, решат ту страшную игру, которую с таким преступным легкомыслием начала империалистическая буржуазия.
И именно германская буржуазия, которая является в своем хищничестве самым трезвым, самым реалистически мыслящим отрядом интернационального капитала, не могла не учесть слишком очевидного изменения соотношения действующих сил истории и сдала первую и самую прочную свою позицию. Она заявила, что готова освободить оккупированную Северную Францию, Бельгию, Румынию, Сербию, Польшу, Литву, Курляндию и что готова предоставить этим народам право на полное и неограниченное самоопределение. Здесь в полной мере принимается то условие, которое было продиктовано Съездом Советов Рабочих, Солдатских и Крестьянских Депутатов. Но относительно тех грабежей, которые были совершены десятки лет тому назад и которые, по нашему мнению, остаются грабежами и по сию пору, Германия придерживается иного мнения. Германская, турецкая, австрийская и болгарская буржуазии уже решились возвратить то, что они захватили в течение этой войны, но предлагают нам не требовать от них аннулирования результатов тех грабежей, которые совершены ими в течение прежних периодов мировой истории. И даже наши враги, еще так недавно предсказывавшие нам, что немецкая дипломатия не захочет даже говорить с нами, а так называемая «союзная» объявит нам войну, — даже они видят в немецком предложении громадный и совершенно неожиданный для них успех нашей политики.
Мы по-прежнему стоим на почве наших требований полного самоопределения национальностей и исправления всех совершенных до настоящего времени исторических несправедливостей. Уступает лишь тот, кто запрашивает, кто считается с более или менее выгодной для себя комбинацией обстоятельств. Мы же игнорируем все выгодные и невыгодные условия нашего положения и стоим исключительно на почве наших принципов, и так как принципы не меняются, то не меняются и вытекающие из них требования. И то, что мы не торгуемся, то, что мы отстаиваем до конца правду и только правду, делает из нас сильнейшую из всех сторон, участвующих и имеющих участвовать в предстоящих мирных переговорах. Первый же шаг, когда непобедимая Германия должна была отступить со своих передовых позиций при первом же дипломатическом турнире с нами, подтверждает правильность наших позиций, ибо на нашей стороне правда, а на ее — сила прусского милитаризма. И если бы даже вопрос стоял в плоскости только физической силы, то Германия и тогда не могла бы так уверенно стоять на своих требованиях, как это делаем мы. Она должна была бы учесть то обстоятельство, что она составляет лишь одно звено — правда, самое сильное — в той цепи союза центральных держав, в состав которой входят и Австрия, и Турция, и Болгария; и так как крепость цепи измеряется крепостью не сильнейшего, а слабейшего ее звена, то Германии пришлось бы волей-неволей равняться по своим полузадавленным тяжестью войны союзникам. И теперь она уступает не только нашей правде, но и слабости Австрии, Турции и Болгарии, своей собственной хозяйственной разрухе и угрожающей самому существу буржуазного строя опасности революции. Мы понимали это, когда мы тотчас же после 25 октября, после победы русской революции, покончили с политикой трусости и дряблости, превратившей нашу великую страну в жалкое охвостье империалистического Запада. С того момента, как мы бросили в лицо нашим союзникам заключенный с ними царским правительством разбойничий договор и показали, что для нас существует лишь один, неписанный, но священный договор, договор международной солидарности пролетариата, мы этой тактикой, этой нашей политикой, от которой нас предостерегали наши «друзья», советуя нам обратиться к знатокам международного права, как теперь нам советуют обратиться к знатокам банкового дела, сделали русскую революцию огромной притягательной силой, которая все сильней и сильней гипнотизирует пролетарские массы на западе. Там все еще сильна политическая власть буржуазии и в особенности психологическая власть буржуазной клеветы и лжи, источником которой является находящаяся в безраздельном владычестве буржуазии печать, но там уже знают о том, что русская революция победила и что Германия уже признала эту победу.