Том 3. Франческа да Римини. Слава. Дочь Иорио. Факел под мерой. Сильнее любви. Корабль. Новеллы
Шрифт:
Монахиня поднимает занавески, в отверстие окон виднеется беспредельное звездное небо.
Ах, звезды, как тогда.
Монахиня (смиренно).Свет ниспослан душе, которая верует.
Легкий говор доносится в окно. Больной снова волнуется и ожесточается.
Бронте.Не ждут ли моей смерти там, на улице?
Прислушивается.
Ах,
Монахиня (смиренно).Оставь гнев, брат, не раздражайся. Доверься Творцу. Он ниспошлет нам необходимое. Успокойся, успокойся!
Бронте (успокаиваясь, отдаваясь своему видению, медленно).Тогда, после сражения… Мне не нужно вспоминать о другом, сестра, чтобы быть спокойным… После сражения, брошенный в поле весенним вечером… Прихожу в себя, открываю глаза: великое безмолвие кругом, надо мной звездное небо, подо мной — земля, напоенная моей кровью, с побегами хлебов, и больше ничего, больше ничего, часы, что проходят, бесконечное время, что убегает, и биение моего сердца, которое кажется сердцем самой земли, и там смерть, что смотрит на меня и не трогает меня, убегающие часы, исчезающие звезды, роса, что падает на меня, как на пень, заря, что занимается, и мое сердце, что кажется сердцем земли, глубокое, ах, глубокое… Слышали? Вы слышали, сестра? Слышали?
Монахиня (смиренно).И свет восходит в темноте для тех, кто приник к земле.
Бронте (повышая голос, все больше и больше раздражаясь).Сын земли, отдавший матери свою лучшую кровь… Я — крестьянин, я — настоящий человек пашни, сплоченная сила, крепкая голова… Мои братья рыли, пахали, сеяли, собирали жатву, отдали матери свою жизнь в поте лица, в святом здоровом поте… Я ходил за плугом. Я следовал за своей судьбой с мозолистыми руками, с обожженным солнцем лицом, с зубами, отполированными черным хлебом…
Его раздражение растет. Кажется, что он видит перед собой вражеские полчища. У него выражение лица и движения вызывающего на бой, беспокойное дыхание, мутные глаза.
Сын земли, который исполнил свой долг гордо, искренно, со своим сильным сердцем, со своими руками землепашца… Я, я, вот я — здесь, последний, одинокий, лицом к лицу с вашим страхом, который выбирает своим оружием женщину, одинокий, еще на ногах…
Сверхчеловеческим усилием ему удается еще раз приподнять свое громадное костлявое тело, которое словно трещит от напряжения, как дуб, готовый сломаться.
…да… способный умереть на ногах… как и следует… наводит ужас самим своим падением…
Страшный, он покачнулся, как дуб, готовый рухнуть.
…я…
Вдруг он валится на пол с грохотом обрыва.
Монахиня (падая на колени).Вечный покой даруй им, Господи…
Расписанная фресками галерея. В глубоких отверстиях окон — небольшие порфировые бассейны в виде чаш, где дрожат короткие струи. Солнце проникает сквозь стекла и играет зыбью воды. Солнечные блики отражаются на языческих фигурах, на потолке, на стенах, как на висячем саде. Неуловимая солнечная сеть неизменно окутывает присутствующих. Позднее утро.
Джиордано Фауро , Сиджисмондо Леони и Витторе Коренцио .
Фауро.Видели, как удалялся Клавдио Мессала?
Леони.Молодое чудовище.
Фауро.Обратили внимание? Он прошел мимо нас не спеша и в то же время произвел на меня впечатление человека, который неистово устремился куда-то. В нем был признак действия, молния в напряженной туче.
Коренцио.Необыкновенный человек этот Мессала!
Фауро.Да, без сомнения, человек исключительный. Взгляд… Ты заметил, Коренцио, особенность его взгляда? Я никогда не видел более пристальных и более наблюдательных глаз, неутомимый исследователь! Но он смотрит на всякое человеческое существо как на вещь или факт. Кажется, что «ближнего» для него не существует. Он положительно из ряда опасных. Вот уж действительно человек, созданный творить не из бумаги, а из живого вещества, из крови и плоти. Я уверен, что у Фламмы подрастает опаснейший соперник.
Леони.И я уверен. Рано или поздно он сделается вожаком одной из тех победоносных шаек, которые не замедлят образоваться среди разложения.
Коренцио.И Комнена им не брезгает.
Леони.Соперник даже в этом?
Фауро.Нет. Мессала, по-моему, не подвержен никакому обольщению. Женскому дыханию не удастся заставить потускнеть его сталь. Он не боится ржавчины.
Коренцио. И все-таки…
Фауро.Нет. Ты ошибаешься. Комнена прибегает к нему, как к жалу, против Фламмы, чтобы волновать им и возбуждать колеблющуюся волю… Ах, с каким удивительным искусством она распоряжается человеческими страстями!
Коренцио.Одним словом, посредница судеб теперь — Комнена! Уму непостижимо!
Леони.Она провозглашает господство сабли.
Коренцио.В петлю ее, в петлю!
Фауро.Она уже сказала, что для своей шеи ищет только тетивы лука в воспоминание об этом своем развратном Алексее III, которого удавили в пятнадцать лет. «Но у кого же лук? У кого лук?» — сказала она с этим смехом, которым она обдает как градом.
Коренцио.Каким образом она ухитрилась после смерти Чезаре Бронте перевернуть так быстро свое счастье, — непостижимо!