Том 3. Грабители морей. Парии человечества. Питкернское преступление (с илл.)
Шрифт:
В конце этого морского канала, среди унылой и бесплодной равнины, стоит старинный замок, выстроенный в X веке Эриком Бьёрном, одним из дружинников Роллона, отказавшимся за ним следовать, когда тот вздумал основаться в Нормандии. [6] Замок теперь в упадке, но прежде состоял из массивной центральной постройки, окруженной четырьмя толстыми башнями и обнесенной широким и глубоким рвом, через который можно было перейти только по подъемному мосту напротив главного входа. Это был настоящий укрепленный замок, благодаря толщине своих стен не боявшийся никакой осады в средние века, когда еще не было изобретено огнестрельное оружие. Эрик два года выдерживал в нем осаду войском Харальда, преемника Роллона, и нормандский герцог ничего не мог с ним сделать. Осажденные постоянно
6
В 911 г. скандинавский вождь Роллон (Ролло) с дружиной получил от французского короля Карла Простоватого в ленное владение область в устье р. Сены, названную герцогством Нормандским.
Входящий в замок прежде всего вступал в обширный квадратный двор, обстроенный кругом конюшнями, караулами, сараями, погребами и пр.; затем возвышались два этажа здания, причем первый этаж имел окна лишь во внутренний двор, да и окна второго были узкие и низкие, как раз такие, чтоб из них можно было видеть равнину. Наверху была терраса, по четырем сторонам обнесенная оградой и соединявшая между собой все четыре башни. Здесь обычно сражались защитники замка, обливая осаждающих горящим маслом, смолой, бросая в них зажженную солому и разные другие горючие вещества.
На сто миль кругом Розольфского замка, то есть дней на пять пути, тянулась обширная равнина, до того густо поросшая мхом и кустарником, что лошади застревали в зарослях по грудь и не могли идти. Благодаря такому удобному местоположению своих владений Бьёрны во все продолжение средних веков были независимы от норвежских герцогов и не согласились повиноваться им даже тогда, когда те приняли королевский титул. Все попытки покорить строптивых северных владетелей оканчивались неудачей. Бьёрны были суровые воины; в то время как все континентальное дворянство жило сухопутным грабежом, они, как, впрочем, и все норвежские вожди, занимались морским разбоем, рыща по морям и собирая десятину со всех встречных кораблей, а при малейшем сопротивлении овладевая и всем грузом. В Розольфскую бухту стекались богатства со всех концов света. Когда для сухопутного дворянства право грабежа было урегулировано под видом пошлин и оброков, морские дворяне продолжали гоняться за торговыми кораблями, насмехаясь над всеми международными постановлениями.
Бьёрны проявили особенную настойчивость в охранении того, что считали своей привилегией, и уступили лишь после того, как Англия и Голландия, торговые интересы которых страдали больше всех от розольфских норвежцев, организовали против них целый крестовый поход. В начале XVII века адмирал Рюйтер повесил Олафа Бьёрна с пятьюдесятью дружинниками, и викинги, как до сих пор именовали себя розольфские владельцы, отказались наконец от морских набегов, обратившись к рыбной ловле. Их флотилия, снаряженная и вооруженная для ловли китов, больше полутораста лет бороздила Северное море и Ледовитый океан, опять прославившись такой смелостью и энергией, что на бывших пиратов стали смотреть как на первых рыбаков Севера. От этого нового занятия богатство Бьёрнов только еще больше росло. Они сделались наследственными герцогами Норланда и, продолжая по традиции оберегать свою независимость, держали себя с норвежскими королями чуть ли не на равной ноге. Еще во время знаменитой Кальмарской унии, [7] отдавшей Швецию и Норвегию под власть Вальдемара и Маргариты Датских, Сверре Бьёрн формально протестовал на сейме против включения в унию Норландской области, и этот протест сделался органическим для всего рода Бьёрнов. Разумеется, это притязание герцогства Норландского на формальную независимость осталось лишь историческим фактом, и власть Бьёрнов никогда не простиралась за пределы бесплодных равнин, окружавших замок. Включая Розольфский фиорд, в эти владения входило не более пяти-шести сотен жилищ, разбросанных по берегам фиордов, так как самый ског был совершенно не заселен из-за множества водившихся там медведей, волков и других хищных зверей.
7
В 1397 г. в южношведском городе Кальмаре было достигнуто соглашение о династическом и военно-политическом объединении (унии) Дании, Швеции и Норвегии. Первенство в унии имела Дания, как самая населенная и богатая из трех стран. Кальмарская уния просуществовала до 1523 г.
Современное могущество Бьёрнов основывалось на неисчерпаемом богатстве. Семь или восемь веков пиратства и бережливости наполнили замковые закрома таким количеством золота и серебра, которое невозможно было оценить хотя бы приблизительно. Поэтому государи трех королевств, когда попадали в стесненные обстоятельства, первым делом прибегали к щедрости Бьёрнов, никогда не получая отказа. Одолжив однажды королям какую-нибудь сумму, Бьёрны никогда уж потом не требовали долга назад.
Есть два примера того, как велико было богатство Бьёрнов.
В Первый крестовый поход они вооружили и взяли на свое иждивение десять тысяч копейщиков, а когда Людовик Святой во время Седьмого крестового похода [8] попал в плен, предложили для выкупа царственного пленника сто тысяч золотых экю — сумму по тому времени громадную: на наши деньги это выйдет миллионов шесть.
— От кого ты прислан? — спросил султан у Гугофа Бьёрна, пришедшего с этим предложением.
— От викингов, — гордо отвечал посланник, напоминая этим древний титул своих предков, норманнских вождей, современных Роллону.
8
Людовик IX Святой — король Франции в 1226–1270 гг.
В семействе Бьёрнов был один обычай, не согласный с общепринятыми дворянскими обычаями того времени. Снаряжением кораблей, рыбной ловлей и продажей продуктов в Гамбурге, Франкфурте и других ганзейских городах ведали у них старшие члены семьи, тогда как младшие вступали в военную службу и поддерживали честь и достоинство рода при королевских дворах. Как только какому-нибудь Бьёрну исполнялось шестнадцать лет, глава фамилии избирал ему полк и отправлял служить во Францию, Данию или Швецию. При вступлении на чью бы то ни было службу всякий Бьёрн получал генеральский чин — такая привилегия была выговорена издавна для представителей старинного герцогского рода.
Однако в конце XVIII столетия образ жизни Бьёрнов подвергся значительной перемене.
Всю свою рыболовную флотилию они вдруг продали гамбургским арматорам, по контракту обязавшись не заниматься больше никогда китобойным промыслом, чтобы не делать конкуренции новым приобретателям. За собой Бьёрны оставили лишь несколько увеселительных кораблей, выстроенных в Венеции из самого дорогого дерева и обставленных со всевозможным комфортом. Всех таких кораблей было у них пять — один быстроходнее другого.
Сам по себе этот факт не удивил никого, так как все давно уже поражались тем, что такой старинный дворянский дом не пренебрегает торговым делом, имея и без того громадные доходы, во много раз превосходящие бюджет королей Швеции и Норвегии. Поступок Бьёрнов можно было бы легко объяснить вошедшим в моду в Европе, с легкой руки горделивого двора Людовика XIV, дворянским презрением к торговле, если бы не последовавшие за тем некоторые события, наводившие на размышления. Дело в том, что вскоре после продажи герцогского флота Олаф и Эдмунд Бьёрны, служившие во Франции контрадмиралы, получили от своего отца Харальда Бьёрна, прозванного Черным герцогом, приказание взять у короля бессрочный отпуск и немедленно вернуться в Розольфсе.
Молодые люди беспрекословно повиновались, рассчитывая дома узнать причину этого распоряжения, разрушавшего все их мечты о карьере и славе, но старый Харальд только приласкал сыновей и благодарил за послушание, причины же своего неожиданного распоряжения не объяснил.
Черный герцог был человек суровый. Окружающим он внушал невольный трепет, поэтому молодые люди сами не осмелились обратиться к нему с вопросом. Младший их брат Эрик, пятнадцатилетний мальчик, тоже ничего не знал и мог сообщить братьям только то, что старый герцог в последнее время целые дни просиживает в лаборатории, устроенной в одной из башен замка. День и ночь в лаборатории топились печи и из окон башни виднелся свет, придававший нечто фантастическое всему старому замку.