Том 3. Грабители морей. Парии человечества. Питкернское преступление (с илл.)
Шрифт:
— Кто там? — спросил для формы Грундвиг, уже отпирая дверь.
— Друзья! — отвечал чей-то голос. — Отворяйте скорее.
Так как в это время гремел заржавленный замок отпираемой двери, то Грундвиг не обратил внимания на голос и потянул к себе дверь, но сейчас же вслед за тем отчаянно закричал:
— Ко мне, Гуттор!.. Скорее!..
Тщетно старался он вновь захлопнуть дверь. В нее уперлись уже человек пять и мешали старику затворить ее. Но Гуттор в один прыжок оказался у двери и, схватив переднего из нападающих, отшвырнул его внутрь залы, затем захлопнул дверь и спокойно спросил товарища:
— Запереть, что ли, на замок?
— Конечно, запереть, разумеется! — поспешил ответить Грундвиг. — Ведь их там десятеро на одного!..
— Только десятеро? — заметил богатырь самым естественным тоном, без малейшего хвастовства, продолжая прижимать дверь спиной, между тем как в нее ломились двадцать бандитов.
Грундвиг торопливо задвинул болты.
— Ты, кажется, с ума сошел, — попенял он товарищу. — Ты забываешь, что я больше как с одним противником не справлюсь, а их тут двадцать пять человек, может быть, даже тридцать.
Гуттор с сожалением вздохнул: он только что было одушевился для битвы, а тут ему напоминают об осторожности!
Бандит, втолкнутый им в залу, смирнехонько притаился в уголке. Это был дюжий, широкоплечий мужчина, очевидно, силач, опасный для всякого, только не для Гуттора.
— Что нам делать с этой гадиной? — обратился богатырь к товарищу.
— Для убийц Гленноора не может быть пощады, — отвечал Грундвиг. — Они явились сюда для того, чтобы расправиться точно так же и с нами, а своего атамана освободить.
Гуттор схватил пленника за шиворот и внушительно произнес:
— Сиди — не шевелись, а то я разобью тебя о стену.
Указывая на Надода, богатырь прибавил:
— Одним камнем не убить ли уж двух зайцев?
— Нет, — возразил Грундвиг, — этот нам еще нужен… Пусть участь его решают Черный герцог и Фредерик Бьёрн.
А тем временем перед башней нападающие яростно выли и бесновались. Один чей-то голос выделялся из всех прочих.
— Наберем валежнику и подожжем дверь! — кричал он.
— Да! Это отлично! — отозвалась толпа.
— Ладно же! Я вас потешу! — проговорил богатырь и, схватив пленника, потащил его по лестнице на самый верх башни.
Выйдя на террасу, он крикнул оттуда нападающим:
— Эй, вы! Псы голодные! Вот вам ваш товарищ! Нате, берите его!
И, одной рукой покрутив несчастного пленника у себя над головой, богатырь со всего размаха бросил его с башни на землю.
Раздался ужасный вопль — и бандит распластался у ног своих товарищей! Брошен он был с такой силой, что упал шагах в двадцати от башни.
Ничто так не поражает людей, как примеры неслыханной физической силы. Бешеная стая разбойников опешила и стояла с минуту неподвижно и безмолвно.
Богатырь между тем стоял на самом верху башни, и высокая его фигура сквозь утренний туман казалась еще выше. Он представлялся каким-то легендарным великаном старинных норвежских баллад.
Но вот бандиты справились с испугом и с новыми яростными криками бросились собирать валежник, чтобы исполнить свое намерение поджечь дверь башни.
— Дверь сделана из очень старого и крепкого дерева, — сказал Грундвиг Гуттору, когда тот сошел вниз, — она будет гореть медленно, как трут.
— Ладно! Мы им еще покажем!.. Посмотрим, как-то они сюда войдут!
Он сходил в погреб, где хранились громадные поленья для огромных средневековых каминов башни, выбрал одно из них — оглоблю футов в десять длиной — и приладил к нему огромный топор. Вооружась этим грозным оружием, он встал у двери, готовый уложить одним ударом всякого, кто войдет в нее.
Увидав это, Надод невольно почувствовал ужас. Великан в два-три приема мог искрошить таким образом половину нападающих.
Снаружи послышались радостные крики: бандиты устроили костер, зажгли его, и огненные языки уже начали облизывать массивную дверь.
Прошло десять минут. Дверь, разумеется, в конце концов должна была загореться.
Вдруг, словно само Небо посылало помощь осажденным: собиравшиеся всю ночь тучи пролились на землю сильнейшим ливнем — и в несколько минут костер бандитов был залит до последнего уголька.
XXV
ИНГОЛЬФ С НЕОПИСУЕМЫМ ВОЛНЕНИЕМ услыхал, как удалились солдаты, пораженные исчезновением узника. Совершилось невероятное чудо: он был спасен в тот самый момент, когда жизнь его висела на волоске.
Из оцепенения вывел Ингольфа голос того самого человека, который его спас.
— Идите за мной, — произнес этот голос так тихо, что Ингольф едва расслышал. — Вам больше нечего бояться.
Капитан, однако, вздрогнул, почувствовав прикосновение костлявой, тощей точно у скелета руки. Незнакомец взял его за руку и повел по узкой лестнице, устроенной в толще стены и ведшей в нижний этаж, где находились комнаты пропавшего Магнуса Бьёрна.
Перед тем как начать спускаться, таинственный незнакомец вдруг, словно уступая обуявшему его чувству любопытства, приподнял небольшой фонарик и осветил им лицо Ингольфа. Внимательно рассмотрев его, старик как будто взволновался, и молодой капитан услыхал, как он бормочет, тяжело шагая вниз по лестнице:
— Да, это так, Грундвиг правду сказал. Вылитая герцогиня Матильда в молодости… И как это Харальд не узнал его?
Помолчав немного, он продолжал, размахивая ключом:
— Харальд! И я тоже хорош: чего захотел от него!.. Харальд занят только Олафом и Эдмундом… Его накажет Бог за то, что он покинул своего брата. За себя я его прощаю… мне уж так немного осталось жить!