Том 3. Грабители морей. Парии человечества. Питкернское преступление (с илл.)
Шрифт:
— Пеггам — ваш друг? — спросил Эдмунд, с холодной пытливостью глядя Коллингвуду прямо в лицо.
— Что же тут особенного? — отвечал адмирал. — Пеггам — мой нотариус и поверенный.
Разумеется, ничего не могло быть проще, а между тем в воздухе что-то такое носилось. Но что именно? Этого никто не знал, кроме Иоиля и Коллингвуда…
Однако все чувствовали, что горючего материала накопилось много и что достаточно одной маленькой искорки, чтобы он вспыхнул.
— Полагаю, — продолжал адмирал, обращаясь к Иоилю, — что поручение, данное тебе Пеггамом, не касается этих господ, поэтому пойдем лучше ко мне на корабль, там ты и скажешь, в чем оно заключается.
— Не стоит для этого ходить так далеко, — возразил дерзкий посланец. — Поручение незамысловатое. Я требую именем Пеггама, чтобы вы отпустили капитана Ингольфа, — только и всего.
— Это уже не в моей власти: пленник убежал час тому назад.
— Вы лжете! — вскричал Иоиль, весь красный от гнева.
— Спроси вот у них! — пожал плечами Коллингвуд, оставаясь нечувствительным к полученному оскорблению.
— Это правда, — подтвердил один из присутствующих, — его не нашли в тюрьме, хотя за десять минут перед тем видели его там.
— Ну, стало быть, этот человек — показал Иоиль на адмирала, — стало быть, этот человек убил его, как убил раньше…
— Замолчи, негодяй! — прорычал, задыхаясь, Коллингвуд.
— Говори! — повелительным тоном произнес Эдмунд.
Иоиль молчал, не зная, что ему делать. Он понимал, что скажи он слово, — и потоками потечет кровь. Его путали последствия. Поблизости находились пятьсот англичан, готовых ринуться на защиту своего вождя, а в замке было в ту минуту слишком мало народа для борьбы с ними. Не желая брать на себя такую ужасную ответственность, он решил выиграть время.
— Мне нечего больше говорить! — громко ответил он Эдмунду на его требование и потом прибавил тихонько: — Ради Бога, ваша светлость, не спрашивайте меня теперь… Скоро вы узнаете все.
Коллингвуд желал одного: как можно скорее убраться. Он чувствовал, что у него под ногами горит земля.
— По-видимому, мы имеем дело с каким-то нелепым шутом, — сказал он, принужденно улыбаясь. — Засим, господин герцог, позвольте с вами проститься, причем я не могу не отметить тот факт, что вчера мое вмешательство признавалось полезным, а сегодня оно уже перестало нравиться.
Харальд в ответ только поклонился и ничего не сказал. Коллингвуд со всеми офицерами удалился из замка, будучи убежден, что Иоилю ничего не известно о страшном преступлении. Равным образом адмирал не знал, что этот человек, до глубины души возмутившись виденной им ужасной сценой, дал себе клятву сообщить розольфцам тайну смерти герцогини Эксмут и ее семейства.
— Ну, — сказал Эдмунд, как только адмирал вышел за ворота замка, — объясни же нам, что значат твои слова: «Скоро вы узнаете все».
— Я согласен говорить только при самом герцоге и его сыновьях, — обратился Иоиль, — а больше ни при ком.
Все лишние удалились.
— Мы слушаем, — проговорили братья.
— Пошлите вашим кораблям приказ затопить те две шлюпки, которые сейчас пройдут мимо них, — посоветовал Иоиль.
— Что это значит?
— Вы знаете ли, кто этот человек?
— Адмирал Коллингвуд… Ведь ты же и сам его так зовешь?
— Нет, я не про то… Известен ли вам его титул? Он герцог и пэр.
— В первый раз слышим.
— В списках членов Верхней палаты английского парламента он значится под именем «Чарльза, шестого герцога Эксмута».
— Бог мой! — вскричал Харальд. — Так он брат моего несчастного зятя?.. Отчего же он мне ничего не сказал?
Олаф и Эдмунд страшно побледнели, но не произнесли ни единого слова.
Пеггам, негодяй Пеггам был нотариусом и поверенным этого человека!..
Безмолвно и с видом твердой решимости ждали они дальнейших разоблачений, предугадывая истину уже из того, что Пеггам был другом Коллингвуда.
— Да, — продолжал Иоиль, желавший во избежание столкновения на суше дать Коллингвуду время сесть в шлюпку, — адмирал Коллингвуд — брат вашего зятя… А знаете ли вы, герцог Норландский, каким образом Коллингвуд получил наследство от своего брата? Он утопил его в море вместе с женой и детьми с помощью нотариуса Пеггама и Надода Красноглазого!
— О негодяй, негодяй! — воскликнул Черный герцог, поднимая к небу руки.
— Олаф!
— Эдмунд!
— О брат мой!.. О, какое ужасное воспоминание!.. Ведь это нашу сестру бросили тогда в море!.. Ведь вот что тогда мы видели!.. О изверги!
В ужасе и тоске, с помутившимися глазами молодые люди ломали себе руки.
— И мы не помогли ей… Мы ее не спасли!..
— Да что же вы? Бегите скорей! — вне себя от горя и гнева крикнул Харальд. — Бегите, велите палить картечью в этих разбойников!
Олаф и Иоиль хотели броситься из комнаты, но Эдмунд остановил их жестом.
— Что ты делаешь! Ведь они от нас уйдут! — упрекнул его старый герцог.
— Отец, — возразил внушительным тоном Эдмунд, — при этом изверге находятся пятьсот неповинных человек. Наша месть да не коснется их! Наконец, он даже не достоин того, чтобы умереть от пули при взрыве картечи: такая смерть для него слишком почетна.
Все более и более воодушевляясь, молодой человек продолжал с пылающим лицом: