Том 3. Стихотворения 1866-1877

Некрасов Николай Алексеевич

Датируется периодом между 1872 г., к которому относится возникновение замысла (см. ниже), и 1874 г., временем создания окончательного текста стихотворения, внесенного Некрасовым в перечень написанных в этом году стихов (ИРЛИ, ф. 203, № 42).

Стихотворение является откликом на события франко-прусской войны и поражение Парижской Коммуны. Заглавие его повторяет название сборника стихов В. Гюго «L'Annee terrible». Некрасов познакомился с этим сборником, вышедшим в апреле 1872 г., с помощью своей сестры А. А. Буткевич. Собираясь в Карабиху, поэт 6 июня 1872 г. писал ей: «В четверг (или) в пятницу — и то подождем для тебя — мы едем в Москву и потом в Карабиху. Я очень бы желал, чтоб ты ехала с нами <…> Купим „L'Annee terrible“ Виктора Гюго и будем перелагать в русские стихи дорогой. Да еще у меня есть книжица на французском, с которой ты должна меня ознакомить». Как показано в наботе И. Власова и С. А. Макашина «Некрасов и Парижская Коммуна», А. А. Буткевич выполнила просьбу брата и первые наброски стихотворений «Смолкли честные, доблестно

павшие…» и «Страшный год» синтезируют впечатления от чтения сборника Гюго (ЛН, т. 49–50, с. 397–428). Окончательно обработал эти наброски Некрасов летом 1874 г., отразив, особенно в первой редакции стихотворения «Страшный год», своеобразие патетического стиля лирики Гюго (об интересе Некрасова к поэзии Гюго см. также: Русско-европейские литературные связи. М.-Л., 1966, с. 128–136). К. И. Чуковский полемизировал с И. Власовым и С. А. Макашиным, считая, что если непосредственным толчком к написанию «Страшного года» действительно явились события во Франции, то все же, так как Некрасов всегда придерживался русской тематики, стихи эти были восприняты читателями как стихи о России, тем более что и в других произведениях Некрасова русская действительность всегда была связана «с впечатлениями крови и убийства» (ПСС, т. II, с. 722). Такому восприятию способствовало и то, что, не имея другой возможности опубликовать стихотворение, Некрасов печатает его в 1876 г. в сборнике, посвященном надвигающейся русско-турецкой войне, хотя стихотворение и противоречило панславистскому направлению сборника в целом. «Страшный год» выражает отношение к расправе над парижскими коммунарами передового крыла русской общественности; Некрасов перекликается в понимании исторической сущности Коммуны с П. Л. Лавровым, М. В. Щедриным и В. С. Курочкиным (см. упомянутую выше статью И. Власова и С. А. Макашина). Но стихотворение, безусловно, выходит за пределы французской темы. В нем мотивы ожесточенной резни, всеобщих раздоров соответствуют внутренней картине мира как русского, так и европейского, в век, когда, по словам Достоевского в «Дневнике писателя» (1876, март, гл. I, ї III), наступила какая-то эпоха всеобщего «обособления», когда «всё разбилось и разбивается, и даже не на кучки, а уж на единицы» (Достоевский Ф. М. Полн. собр. худож. произв., т. XI. М.-Л., 1929, с. 149–152).

«Смолкли честные, доблестно павшие…»^*

Печатается по автографу ИРЛИ (заглавие снято).

Впервые опубликовано: в нелегальной печати — Земля и воля, 1879, 8 апр., № 5, с. 5, без заглавия, с подзаголовком: «Посвящается подсудимым процесса 50-ти»; за границей — ОД, 1882, март, № 47, с. 1; в легальной печати — Сибирская жизнь (Томск), 1898, № 53 (перепечатано: Волжский вестник (Казань), 1905, И ноября, № 4, с. 2, с указанием, что текст получен от лично знавшего Некрасова артиста М. И. Писарева).

В собрание сочинений впервые включено: Ст 1920.

Автографы: 1) первоначальный набросок одной строфы, предваряющий наброски двух строф «Страшного года», — ИРЛИ, ф. 203, № 29; 2) черновой автограф с правкой, дающий окончательный текст стихотворения, на обороте наборной рукописи «Уныния» и «На покосе» (первое заглавие «Современная Франция» зачеркнуто, второе заглавие — «(С французского)»), без даты — ИРЛИ, ф. 203, № 37 (копия с этого автографа, снятая А. А. Буткевич, — ИРЛИ, ф. 134, оп. 11, № 2).

Датируется 1872–1874 гг. Набросок «Гений злобы и бешенства носится…» сделан в 1872 г., одновременно со следующими за ним набросками «Страшного года», под впечатлением чтения сборника Гюго «L'Annee terrible» (ЛН, т. 49–50, с. 407–408J. «Смолкли честные, доблестно павшие…» (под названием «С французского») внесено Некрасовым в список стихотворений, созданных в 1874 г. (ИРЛИ, ф. 203, № 42).

Стихотворение это, как и «Страшный год», является откликом на франко-прусскую войну и подавление Парижской Коммуны. Не рискуя опубликовать свой реквием французским коммунарам, Некрасов 27 мая 1875 г. переписал стихотворение и подарил библиографу П. А. Ефремову, который вклеил его в принадлежавший ему экземпляр «Стихотворений» Н. Некрасова, СПб., 1874, т. III, 1 ч. 6 (хранится: ИРЛИ б, шифр: 18 1/2, заглавие: «С французского»).

В начале 1877 г. поэт сделал попытку напечатать «Смолкли честные, доблестно павшие…» в составе итогового цикла из двенадцати стихотворений (см. ниже, с. 471–472, комментарий к стихотворению «О. А. Петрову»). Сохранились гранки десяти текстов с авторской правкой, на которых после стихотворения «-пу» («Человек лишь в одиночку…») и перед стихотворением «К портрету ***» («Развенчан нами сей кумир…») Некрасов сделал помету: «Вставьте сюда же 1) „2-е декабря“, 2) „Отрывок“ и прилагаемое наберите». Вероятно, набранный по этому указанию корректурный оттиск «Отечественных записок» и видел В. Е. Евгеньев-Максимов, который отметил (см.: Евгеньев, с. 210) разночтения ст. 1–3 («Растворилися тюрьмы глубокие… Смолкли честное знамя державшие, За страну неуклонно стоявшие…»). Название «2 декабря 1852 г.» (по воспоминаниям В. Е. Евгеньева-Максимова) как бы несколько вуалировало политическую направленность стихотворения (ЛН, т. 49–50, с. 414). После смерти Некрасова М. И. Семевский хотел опубликовать стихотворение в № 3 «Русской старины» за 1878 г., но это не было разрешено цензурой; корректурный оттиск «Русской старины» хранился в архиве П. А. Ефремова (см. статью В. Е. Чешихина-Ветрииского «Крохи Н. А. Некрасова (Из данных П. А. Ефремова)» в изд.: День, 31 дек., а также: ЛН,

т. 53–54, с. 156–157).

21 февраля — 14 марта 1877 г. в Петербурге состоялось судебное разбирательство по делу революционеров-народников, известное как «процесс пятидесяти». Выражая сочувствие подсудимым, Некрасов, судя по свидетельству, с одной стороны, В. Н. Фигнер, с другой, В. Богучарского, дважды передал «Смолкли честные, доблестно павшие…» заключенным — один раз через Е. П. Елисееву и В. Н. Фигнер Лидии Фигнер, другой раз, возможно, через адвокатов А. А. Ольхина или А. Л. Боровиковского рабочему Петру Алексееву, произнесшему вместо данного ему последнего слова призывную пламенную речь (см.: Фигнер В. Н. Процесс пятидесяти. М., 1927, с. 26; Богучарский В. Активное народничество семидесятых годов. М., 1912, с. 301, а также: Евгеньев-Максимов В. Е. Некрасов в кругу современников. Л., 1938, с. 228). Некоторое время спустя, в дни своей предсмертной болезни, Некрасов подарил это стихотворение вместе с посвящением к сборнику «Последние песни» посетившей его делегации студентов (в архиве Н. К. Михайловского сохранилось письмо В. Звягинцева к нему с копияма обоих подаренных стихотворений — ИРЛИ, ф. 181, оп. 1, № 23)). Таким образом, стихотворение «Смолкли честные, доблестно павшие…» было как бы переадресовано и вошло в сознание нескольких поколений читателей как созвучное русской действительности второй половины 1870-х гг. Подобная переадресовка законченных стихотворений уже практиковалась Некрасовым (см. комментарий к стихотворению «Страшный год» — наст. том, с. 445–446), Газета «Общее дело», публикуя его в 1882 г., сопроводила стихотворение таким примечанием: «Это — одно из последних стихотворений Некрасова. Мучимый жестокой болезнью поэт, как известно, тяжело страдал от мысли, что не всегда был верен своему призванию и не заслужил благодарной памяти лучших людей России. Едва узнала об этом публика, как множество горячих заявлений в уважении, любви и признательности посыпались на него отовсюду и преимущественно со стороны русской молодежи. Тогда-то он и написал эти прекрасные стихи. Они — последняя вспышка благородного гения поэта, осветившая ту беспросветную ночь, о которой говорится в них и среди которой мы живем теперь». Несмотря на ошибочную датировку, послесловие ярко характеризует ту вторую жизнь, которую стихотворение обрело в русском обществе конца XIX в.

1874

Над чем мы смеемся…^*

Печатается по тексту первой публикации.

Впервые опубликовано: ОЗ, 1874, № 5–6, с. 292, с подписью: «Н.».

В собрание сочинений впервые включено: Ст 1879, т. III. В прижизненные издания «Стихотворений» Некрасова не входило. В ПП не вошло, вероятно ввиду жанрово-тематической специфики сборника, но, как свидетельствует С. И. Пономарев, «поэт указывает на него как на предположенное в состав издания» (Ст 1879, т. IV, с. ХС).

Беловой автограф стихотворения не найден, но сохранились ранние черновые наброски, на двух листах, которые содержат основное зерно замысла будущего стихотворения и могут рассматриваться как его первая редакция, — ИРЛИ, ф. 203, № 18 (копия А. А. Буткевич — ИРЛИ, ф. 203, № 45). Первой, вероятно, была заполнена четвертая страница автографа с отрывками «И тихой женщины какой-то…» и «Безумное неверящее племя ~ Едва, едва проложенной дороге Добра…» (так восприняла, переписывая наброски, и А. А. Буткевич), затем первая с отрывком «И будем жить мы просто, пошло даже…» и вторая с отрывком «Поверхностная глупая насмешка ~ Ты встречен будешь… Глупо наше племя» (третья страница чистая), после чего Некрасов присоединил специальным знаком отрывок «Безумное неверящее племя…» к фразе «Глупо наше племя…». Черновые наброски опубликованы (с небольшим пропуском) В. Е. Евгеньевым-Максимовым в изд.: День, 28 окт.

Датируется 1874 г. на основании первой публикации и Ст 1879.

Однако замысел стихотворения возник скорее всего в первой половине 1860 г., поскольку на л. 1 набросков содержатся также карандашные заметки (перечеркнутые) к статье «Кювье в виде Чайкина и Горвица», напечатанной в № 5 «Свистка» за 1860 г.

Стихотворение намечалось как монолог, обращенный к какой-то женщине, идеальный образ которой представал перед поэтом, и заключающий в себе отповедь «неверящему племени», насмехающемуся над понятием «благо ближних». Публикуя его, В. Е. Евгеньев-Максимов поставил эти незавершенные отрывки в связь с размышлениями Некрасова над проблемой «истинного счастья». В 1874 г. Некрасов, использовав основной мотив центральной части раннего стихотворения (отрывок «Поверхностная глупая насмешка…»), вместо растянутого, написанного белым стихом монолога создал два кратких водевильных куплета, выдержанных в энергичном ритме четырехстопного и трехстопного хорея с чередующейся женской и мужской рифмой. О сочетании в этих куплетах комического начала с трагизмом см.: Роговер Е. С. Драматический элемент в лирике Н. А. Некрасова — Некр. и его вр., с. 31.

Три элегии^*

Печатается по ПП, с. 25–29.

Впервые опубликовано: Складчина. Литературный сборник, составленный из трудов русских литераторов в пользу пострадавших от голода в Самарской губернии. СПб., 1874, с. 522–524, с подписью: «Н. Некрасов» (перепечатано: ПП; контрафакция — Стихотворения Н. Некрасова. Изд. 2-е. Берлин, 1874).

В собрание сочинений впервые включено: Ст 1879, т. III. В прижизненные издания «Стихотворений» Некрасова не входило.