Важно не примкнуть к победителям,не приветствовать их парад.Это чем почтенье к родителямпредпочтительнее стократ,и чем верность в браке полезней,и чем стойкость во время болезней,и приятней, чем скромность сама.Это поумнее ума.Эта штука сильнее «Фауста»:не понравиться. Позабавитьсяне любовью, а злобой к себе.Эта штука равна судьбе.
HE СОВСЕМ
Уничтоженный унижением,а не просто уничтожением,иногда поднимается все жеи
грозится им всем, им всем,кто унизил его, уничтожа,полагая, что насовсем.У униженного,у растоптанного,оклеветанного,ошептанного,как заветныйбожий дар,остаетсяответныйудар.Остается горько-соленый,кисло-сладкийпривкус во ртуи надежды листик зеленыйустремляющийся в высоту.
«Не покоряйся, товарищ…»
Не покоряйся, товарищ,не признавай вины.Кашу, которую варишь, —доваривай до конца.Чашу, пьешь из которой, —допивай до конца.Такие, как ты, товарищ,будут еще нужны.
«Оскорбить, отскоблить с него глянец…»
Оскорбить, отскоблить с него глянец,показать: за душой ни черта.Характерный пусть спляшет он танец,характерную пляску шута.Пусть в забавнейшем ритме присядкипередвинется без пересадкив бездну и притом заоднопусть немедленно канет на дно.Впрочем, в национальном характеренет злопамятности ни на грош.Угасает пылание кратера.Успокаивается дрожь.Пусть не тонет он,пусть он выплывет.Он не хуже других людей.Пусть он лучше улыбку вызоветхарактерной пляской своей.
БЕЗ ДУРАКОВ
Эрудит, но без знания языков,книгочей фантастики и популярщины,со своими формулами испепеляющими,со своими правилами! Без дураков!Дураки ему, полуумнице,полудурку, мешают жить,не дают пройти по улице,не дают ни есть, ни пить.Он, своим полуразумом гордый,не желает их глупые мордыполуглупой видеть своейи своих полуидейперед их безыдейностью цельнойне выказывает. Не ценити не любит он дурака.Всё о нем. Приветик. Пока.
«Трудоустроенный кровопийца…»
Трудоустроенный кровопийцакрови не пьет, пьет молоко,предпочитает не торопиться,дышит легко и глубоко.Десятилетия перечеркнувши,выскочивши из неотложки-судьбы,он собирает грибы чернушки,он собирает другие грибы.Он подписывается на собраниесочинений Эмиля Золя.Он посещает все собранияв жакте, табачищем пыля.Там по каким-то сноровкам, ухваткамон без ошибки определит,что же является фактом, нефактом,что, у кого, почему болит.Не обнаруживая мудрости,не оглашая вывод свой,вежливо, выдержанно, нахмуренноон покачивает головой.
НОВЫЙ ТИП
Очень крепкие ноги, вбитыев очень крепкие сапоги.Он уже явление быта.Если можешь — спасайся, беги.Галстук вывязан и без спеха —в меру ряб или в меру пег.Он уже достигнул успеха.Он уже имеет успех.Тот, кто может, — спасайся. Ктоне успеет — оторопелосмотрит, как вдевает в пальтоон свое спортивное тело.А какие он мысли проводит —разве в этом, собственно, суть?Погляди, как плечами он водит,прежде чем за угол завернуть.
«Среднее звено мечтает…»
Среднее звено мечтаетоблегчить свои задачи.Все, чего им не хватает,получить,квартиры, дачи,все, что недодалиим давно.Все это планирует в недальней далисреднее звено.
«Поправляй меня, Родина! Я-то…»
Поправляй меня, Родина! Я-топоправлял тебя, если мог.Сколько надо, меду и ядуподмешай в ежедневный паек.У взаимного восхищениянету, в сущности, перспектив,Поправляй меня, коллектив!Я не жду твоего прощения.Четверть века осталось всеговеку. Мне и того помене.И присутствовать при разменекомплиментов моих и егоне желаю и не хочу.Это мне и ему некстати.Лучше этот стишок вручу —для архива, не для печати.
ГАШЕНИЕ СКОРОСТЕЙ
Итак, происходит гашение скоростей,и наша планета, пускай продолжая вращение,любой из своих разнообразных частейдрожит, словно зверь в состоянии укрощения.Итак, переходят, как из самолета — в таксии как из такси — в старомодный трамвай тихоходный,и наша планета, подрагивая на оси,из кавалерийской становится снова пехотной.Она на секунды считала — теперь на года.Газеты читала — теперь она книги читает.Ей кажется (сдуру), что никто, никогдабылых ускорений не испытает.И новости спорта преобладают с утра,а вечером — новости театра, кино, телевидения,и новости жизни куда удивительнее,чем новости смерти, не то что вчера.Быть может, впервые с тех пор, как студент молодойстрелял по эрцгерцогув глуши тихоходной, сараевской,планета замедлить свой ход, не ускорить, старается,задумчиво глядя на чаши с живою и мертвой водой.
«Стоял вопрос про роток и платок…»
Стоял вопрос про роток и платок.Стоял вопрос про лес и про щепки.Все подготовлено было крепко.Осталось включить ток.Но было страшно его включать,начать исключать, а потом заключать,ведь проводу дай только повод,и он срывается со столба, ив план врывается судьба,и бьет, где попадя, провод.Поэтому лес пока шелестел.Никто его рубить не хотел,и щепки, вцепившись цепков привычку, в быт, в свое «дважды два»,такие вот произносят слова,высказываются крепко.
«Итог истории: осколки…»
Итог истории: осколкикакой-то склянки и бутылки.А были обвиненья — колки.А были вдохновенья — пылки.Итог истории — обломки.Луч на глазури черепка.А люди, как солома, ломки,и как им пережить века?Итог истории: слоидерьма, и мусора, и щебня.Хотя свистели соловьии были: доблесть, гордость, щедрость.А ты? Ты сделал все, что мог,чтоб мерили иные мерытвою эпоху, нашу эру?Еще не подведен итог.