Том 3
Шрифт:
Молодой сторонник сердито проворчал:
— Распелись не к добру!.. — и отвернулся с недовольным видом. Тяжелая рука крепко ударила его по плечу.
Он обернулся. Рядом стоял долговязый мужик в нагольном тулупе и собачьем треухе, с топором за поясом.
— Чего каркаешь? — спросил он.
Парень потирал плечо:
— Тьфу, Звяга! И рука ж у тебя!..
— Чем тебе песня плоха?
— Татары услышат…
— Где им сюда добраться! В снегу утопнут.
— Все одно, какое нонче пенье…
—
— Избу сожгли… Тятьку зарубили… Любашу увели… — плаксиво протянул парень.
— Вот оно что!.. Да разве у тебя одного? Чего ты хлюпишь? Все мы это видели, все горя хлебнули! А завтра сами косоглазым хвосты отрубим! Все одно прогоним их!
Парень недоверчиво покачал головой.
— Нет! Без песни нельзя! — продолжал Звяга, опускаясь на подостланные еловые ветки. — Наше дело правое. Почему татары весело не поют, а волком воют? Их дело неверное. А правильный человек завсегда поет! То-то…
— У меня вон брюхо с голоду поет, — не уступал парень.
— Ишь ты! — громко засмеялся третий сторонник, подходя ближе. — Щи про тебя еще не сварены.
— Ничего! — спокойно возразил Звяга. — Как закипит в котелке вода, мы болтушки с мучной подпалкой нахлебаемся. Не взыщи только, что соли нет.
— Да и муки-то последняя горсть…
— И это нам впрок: заснем покрепче — во сне пироги увидим!
Неожиданно раздался резкий окрик:
— Стой! Кто идет?
По лесу пробирался на лыжах широкий, плотный и коротконогий крестьянин. Оглядывая сторонников, он часто откидывал голову назад, и тогда черная борода его стояла торчком. На плечах он тащил куль муки. Несколько сторонников подошли ближе. Остальные продолжали лежать, подставляя бока теплым лучам костра.
Насмешливый голос прокричал:
— Эй, удальцы-молодцы, гвозди вострые! Прибежал сват от тещи, прямо с погоста, отмахал верст со ста! Притащил муки аржаной куль большой. Подходи, кто не спесивый, не ленивый, подставляй чашку, ладони аль шапку! Торопись печь блины, не то опара сядет, кумовьев отвадит!..
— Откуда мука? Кто принес? — загудели, приподнимаясь, мужики.
— Да вот — человек тороватый, борода лопатой. Татарва его с печи спугнула, косноязычным стал и зовется с тех пор Ваула.
Звяга подскочил:
— Ваула! Сват!.. — и бросился обнимать приятеля.
— Смекнул я, что вы здесь голодуете, мучки вам и притащил, — объяснил Ваула.
— Ай да молодец! Накормил нас до отвала, когда в брюхе пусто стало!.. — говорили мужики.
— Садись, Ваула, к нашему костру!
— Нет, к нашему!..
— Да ты скажи, что с тобой сталось? — спрашивал Звяга. — Видел я, как ты с рязанской стены в реку скатился. Я думал, что ты утонул…
— Знать, день мой смертный еще не пришел, — выбрался! Двое суток по лесу скитался, пока не обсох.
— Го-го-го! — засмеялись мужики. — Своим ли паром
— А то чьим же? Бежал как мог, искал сторонников, наткнулся на выселок. Два старика меня обогрели, на лыжи поставили, каравай и куль муки дали. Иди, говорят, на сиверко. Там встретишь удалых сторонников. Скажи: земно им кланяемся, спасибо им, что родину берегут! И мы, старики, рогатины точим и скоро к ним прибежим.
— А что слышно там, у нас?
— Сами, что ли, не знаете? Время лихое, татары носятся то здесь то там, всех рубят, душат петлей, пощады никому не дают.
Издалека послышался протяжный свист, потом оклик дозорного:
— Эй, постой! Кто там едет на коне татарском?
Молодой, звонкий голос отвечал задорно:
— Конь из татарвы, да ездок такой же, как и вы!
На поляну выехал всадник. Конь был горбоносый, с поджарым, как у борзой, животом. На нем была татарская сбруя в сердоликах с серебряными пряжками и пестрые переметные сумы. На коне сидел мальчик в большой шапке и заплатанном зипунишке, обтянувшем узкую грудь. Тонкие ноги в кожаных лаптях были вдеты в короткие татарские стремена. Сзади, вцепившись в хвост коня, плелся второй мальчуган.
— Го-го-го! — грохотали сторонники. — Вот так вояка!
— Да с ним попутчик идет, коня за хвост дерет!
— Давно ли под лавкой медведкой ползал?
— Вишь какого лихого воина нам бабушка прислала!
Юный всадник подъехал к сторонникам:
— Примите нас, люди добрые. Мы из татарского плена удрали!
— Молодцы, ребята!
— Иди, иди к нам, кирпатый! А это что за молодец за тобой плетется?
— Да Поспелка! Он из сил выбился… Мы вдвоем на коне ускакали, а теперь по очереди пешком идем.
— Садись к нам, ребята!
Мальчик сошел с коня, привязал его к елке и подошел к костру. Его темные глаза казались огромными на бледном, исхудалом лице. Мальчик взглянул на своего спутника и прыснул от смеха:
— Брось, Поспелка, нюнить! Спаслись — и ладно!
— А что они с Булаткой сделают?
— А мы его выручим!
— Да как же вы, ребята, из плена-то удрали?
— Сейчас расскажу. Только нет ли у вас, люди добрые, сена хоть клок — коня подкормить? Без него мы бы пропали!
— Чего захотел! Откуда мы тебе сена достанем? Да твои сумы за седлом, поди, сухарями набиты?
— А я и не знаю, что в сумах, они не мои!
— Сейчас посмотрим, что тебе татары подарили!
Сторонники подошли к коню, отвязали переметные сумы и распустили ремешки. Разостлав на снегу армяк, вытряхнули сумы. Оттуда посыпались: бабья панева, вышитая рубаха, серебряный кубок, несколько нательных крестов и три цветных узелка. В одном оказались золотые и медные серьги, в другом — горсть монет, черных и серебряных, в третьем, побольше, — мелко накрошенные сухари.