Том 4. Драматические произведения
Шрифт:
1906
О любви, поэзии и государственной службе
УЧАСТНИКИ ДИАЛОГА:
Влюбленный поэт.
Шут — здравомыслящий человек неизвестного звания.
Придворный.
Несколько нищих.
Место действия: городская площадь на берегу моря.
Над водою сидит с удочкой Шут. К нему подходит Поэт в задумчивости.
Поэт.
Шут. На ваш гамлетовский вопрос я могу ответить: да, господин. Особенно удачна ловля в такие дни, как сегодня: море мутно, пыль столбом; добыча слепнет и прямо бросается на удочку.
Поэт. И что же, хороший бывает улов?
Шут. Как когда. Вот недавно мне удалось поймать огромную рыбу. Я уверен, что она останется довольна мной.
Поэт. Рыба довольна вами?
Шут. Тут нет ровно ничего удивительного. Я долго учил ее здравому смыслу и политической экономии. А иногда вся рыба какая-то бешеная: так заносчива, что ни за что не пойдет на мою удочку.
Поэт. Не понимаю ваших слов. Вы говорите о рыбах, точно о людях.
Шут. О, да, господин. Такому шутнику и добряку, как я, свойствен аллегоризм: по заветам Писания, я уловляю человеков.
Поэт. Право, с вами весело разговаривать. Что же вы делаете с вашими рыбами?
Шут. Я выпускаю их на свободу дрессированными: они больше никогда не тоскуют, не ропщут, не тревожатся по пустякам, довольны настоящим и способны к труду.
Поэт. Слова ваши дышат горячим убеждением. О, если бы и мне узнать вашу науку. Но боюсь, что вы увлекаетесь: море обширно, а всех рыб все равно не переучить.
Шут. О, нет, я твердо надеюсь на них. Наука моя — заразительная, веселая наука.
Поэт (в сторону). Однако, он читал Ницше!
Шут. Одна рыба научит другую. А я сам поспею, где угодно, на моей легкой лодочке здравого смысла.
Поэт. Ваша жизнерадостность заставляет меня задумываться…
Шут (восторженно). О, да, я оптимист. Смело, положа руку на сердце, скажу вам и еще: я идеалист. Я патриот. Я участвую в культурном строительстве. Всякий, кто последует за мной, будет пользоваться равенством, довольством и здоровьем, ибо на знамени моем начертано: здравый смысл. Я и прогресс — одно.
Поэт. Не поделитесь ли со мною вашим опытом?
Шут. С радостью, господин. Охотно бросаю удочку, чтобы поговорить с вами.
Поэт. Но кто же вы такой? Чтобы довериться вам, я должен узнать вас ближе.
Шут.
Поэт (в раздумьи). Этот человек говорит неспроста. Его грубая народная мудрость легко ложится на мою тоскующую душу.
Шут. Решайтесь же поскорее, господин. А то, скучно читать ваши мысли.
Поэт. Вы правы, друг. От ваших слов веет здоровьем. Но почему вы заговорили о читателях?
Шут. Я, господин, просто говорю, что пора оставить лишние разговоры и перейти к делу. По некоторым признакам я вижу, что сам сочинитель нашего разговора большой путаник. Без меня дело не обойдется — здравый смысл всегда придет на помощь авторской фантазии.
Поэт. Окончательно ничего не понимаю. Но знаю, что корни народной мудрости — темны и узловаты. Вы возбуждаете во мне доверие. Будьте поверенным моей души. Знаете ли вы, кто я?
Шут. Отлично знаю. Вы — поэт, тоскующий в окружающей пошлости. Жалобы свои вы изливаете в стихах, хотя и прекрасных, но непонятных, так как дух ваш, вероятно, принадлежит иным поколениям.
Поэт. Клянусь, это так!
Шут. Сверх того, вы еще — прекрасный юноша, страстно влюбленный в не менее прекрасную даму.
Поэт. Ни слова больше! Вы — сердцеведец! Скажите мне прежде всего, как мне вести себя с прекрасной дамой?
Шут. Советую вам прежде всего посвятить ей одно из ваших стихотворений. Или, еще лучше, — целый том.
Поэт. О, это уже давно сделано!
Шут. В таком случае, вам следует проводить с нею часы над морем, намекая, что ваша любовь так же широка, как оно.
Поэт (полубессознательно).
В одну любовь, широкую, как море, Что не вместят земные берега…Шут. Или, наконец, расталкивать перед ней народ на площади, хотя бы подвергаясь обвинениям в неуменьи вести себя на улице.
Поэт. О, все эти средства испытаны, милый друг.
Шут. И все-таки, ваша дама остается непреклонной?
Поэт. К сожалению, да. Она смотрит на меня, но как бы не замечает меня. Взор ее всегда устремлен в даль.