Том 4. Лунные муравьи

Гиппиус Зинаида Николаевна

(Раздается удар колокола. О. Пафнутий крестится. Русалочка глядит на него и тоже крестится. Колокол звучит все громче, властнее и чаще. О. Пафнутий, незаметно для себя, начинает петь, дрожащим, старческим и тихим голосом. Русалочка чуть слышно вторит ему в конце, глядя на него и стараясь запомнить слова.)

О. Пафнутий.

Тебя хвалим, Творец земной и небесный, Тебе славу поем, Вседержитель, милосердие Твое, крепость и сила благословенны

да будут вовеки; в Тебе свет, упование и жизнь, да пройдет по земле Твоей имя Твое. Тебя хвалим Творец земной и небесный.

(Колокол звучит.)

Занавес.

Картина третья

(То же место в лесу, у кельи. Послеполуденное жаркое время. Около стены кельи, на камушке вроде скамьи, сидит о. Пафнутий и с усилием плетет лапоть. У начала просеки стоит Никодим, и, приложа руку к глазам, внимательно смотрит вдаль, в сторону озера.)

О. Пафнутий. Что там глядишь, Никодим? Что видать? Идет, что ли, кто?

Никодим(после молчания). Нет, никого. Только она, никак, опять купается.

О. Пафнутий. Аннушка? А пусть купается, Христос с ней. Время жаркое.

Никодим. Как ни взглянешь в ту сторону, – все что-то белеет на озере. Все она купается. Все ей жарко. И после вечерен купается. Звезды уж вчера затеплились, роса пала, а она – на озеро пошла. Все ей жарко.

О. Пафнутий. Нет в воде Божьей греха. Пусть дитя купается во славу Господню. Мысли у тебя какие-то, Никодим. Не разберу какие, а только неладные. Полно, не враг ли тебя смущает? Искушения-то нам посылаются невидимые, от нашего сердца.

Никодим(молчит, смотрит, потом опускает руку и делает два шага к Пафнутию). Нет, отче… А вот я вчера о нас с тобой думал. Жили мы в селении… Люди к тебе приходили. Ты им помогал, молился с ними. И возлюбил тебя Господь за святую жизнь, силу исцеления болящих тебе дал…

О. Пафнутий(испуганно, махая руками). Что ты, что ты! Остановись! Грех это! Какой я святой! Грешник я великий.

Никодим(не слушая). И захотел ты подвига труднейшего. Захотел от людей удалиться, от себя отречься, чтобы прямее молитва к Господу шла. И я того подвига жаждой возгорелся. Ты меня от себя не отринул, и принял я на себя послушание. В тишине мы жили, да в труде. А ныне люди нас нашли, и нет в нашем подвиге той сладости, да строгости. Как мыслишь об этом, отче?

О. Пафнутий(отложив лапоть). Ты про Аннушку? (Помолчав.) Вот что скажу тебе, Никодимушка. Ты не взыщи, я тебе по моей простоте скажу. Ты вот говоришь, что восхотел я подвига и сюда в келью удалился. Не знаю, Никодимушка. Я о том не думал, а страшны мне люди стали, страшно жить с ними. Какой я святой? Как смею исцелять? Впору мне свои грехи замолить. Здесь сердце мое веселится, и не труд

мне здесь, а легкость великая. Может, ты лучше знаешь, может, это грех, а только любит мое сердце и солнышко, и воду, и былинку малую, и Господа Бога, все сотворившего, Ему Единому хвала во веки веков.

Никодим. Аминь. Отче Пафнутий, люди тоже создание Его. И если ты от людей отрекся не во имя труда тягчайшего…

О. Пафнутий. Я не отрекался от человеков, Никодимушка. Говорю тебе – страшно мне с ними. Страшно, очень их много стало. И удалились они от Господа, а мне, недостойному, не под силу их учить да наставлять. Это Христос меч принес на землю, а я только раб Его, я не учитель. Очень томилось сердце мое. Я, может, не от крепости, а от слабости моей, да любви, в пустыню ушел. Господь душу мою без хитрости сотворил, да не взыщет Он на моей слабости.

Никодим. Послушание я принял на себя не от любви, а от ревности.

О. Пафнутий. Знаю, Никодимушка, знаю. Твой подвиг строгий. Ты, может, куда достойнее меня. Тебе Господь разумом открывается. Всякое слово Божие тебе по книгам известно. Ты трудов для Господа не жалеешь. Да с тебя и спросится много, потому тебе много дано. Соблюдай в строгости свой подвиг, Никодимушка.

Никодим. Уединившись в Боге – от всех людских соблазнов мы должны бежать. А к нам пришел другой – и ты принял его.

О. Пафнутий. Это ты опять про Аннушку? Да разве она человек? Она – Божье дитя. Живет, как былинка, звездам да воде радуется. От нее разве страшно? Она совсем не человек.

Никодим. Может, и не человек.

О. Пафнутий. Что она тебе сделала? За что гонишь ребенка? Нет, неладные у тебя мысли, Никодим. Я – великий грешник перед Господом моим, а у ребенка душа чистая. Я ее тебе в обиду не дам. Как выгоню ее во имя Божье? Сам знаешь, сказано: милости хочу, а не жертвы.

Никодим. Сказано еще: кто не оставит мать свою, и отца своего, и дом свой и не пойдет за мной – тот недостоин Меня.

О. Пафнутий(грустно). Тебе книги разума больше открыты, чем мне. А все ж Аннушку ты у меня не обижай. Пусть живет.

Никодим. Благослови, отец Пафнутий, на колодезь за водой идти.

(В это время вбегает Русалочка, веселая, с мокрыми, распущенными по плечам, волосами. Она в той же старенькой рясе, в волосах у нее водяные травы, цветы. Она держит венок, сплетенный из круглых желтых купав. Она не замечает Никодима и прямо бросается к о. Пафнутию.)

Русалочка. Дединька! Добренький ты мой! Ты лапотки плетешь? А я на озере была. И посмотри-ка, дединька, я тебе… (Вдруг видит Никодима и останавливается, не смея продолжать.)

О. Пафнутий(поспешно). Иди-ка, Никодимушка, за водой. Ведерко у колодца. Во имя Отца и Сына и Святого Духа!

Никодим. Аминь.

(Подходит под благословение и удаляется.)

О. Пафнутий(ласково). Ну что, Аннушка? О чем задумалась?