Том 4. Перед историческим рубежом. Политическая хроника
Шрифт:
Либерализм не раз бессильно глумился над нашими революционными лозунгами, называя их утопией, — не примет он их, разумеется, и сейчас. Но жизнь снова показала, что самой жалкой и пошлой утопией оказались именно кадетские надежды на мирное и безболезненное развитие под сенью конституции, существование которой Милюков удостоверял с божбою. Не кадетам открывает дорогу крах октябристов и столыпинщины, а нам, партии революции. И нет сомнения: пролетариат услышит зов истории и сделает свое дело!
"Правда" N 20, 29 (16) апреля 1911 г.
Ничто им не поможет
Правительство конфискует все легальные социал-демократические издания,
Ничто им, однако, не поможет. Мы сделаем свое дело. И если нам не дают возможности легально, мы нелегально расскажем каждому рабочему и каждой работнице о чудовищном преступлении царизма.
1 июня 1907 года министерство Столыпина предъявило второй Думе в закрытом заседании требование о выдаче ею 55 членов социал-демократической фракции, против которых правительство воздвигло обвинение в подготовке военного восстания в Петербурге с целью провозглашения демократической республики. В помещении фракции, в час, назначенный для ее заседания, были — по словам Столыпина — застигнуты несколько душ солдат Петербургского гарнизона и найдены «уличающие» документы. 2 июня думская комиссия рассматривала требование правительства. Но прежде чем она успела доложить результаты своих суждений Думе, Столыпин совершил свой государственный переворот: 3 июня он разогнал Думу, изменил избирательный закон и предал фракцию особому суду сената. В отсутствии подсудимых-депутатов, не пожелавших разговаривать с сенаторами при закрытых дверях, столыпинский суд присудил большинство подсудимых к каторжным работам на четыре и пять лет, а несколько человек — к пожизненной ссылке на поселение.
С того времени прошло четыре года — томительной каторги — томительной ссылки. Джапаридзе умер по дороге из тюрьмы в тюрьму. Джугели умер в тюрьме. Махарадзе сошел в тюрьме с ума. Заключенный в Николаеве Церетели изнывает в чахотке. Остальные томятся — кто на каторге, кто на поселении. Четыре года прошло после осуждения фракции, кости Джапаридзе уже успели истлеть в могиле — и вот на сцену выступает один из кающихся провокаторов, некий дворянин Болеслав Бродский, и, при содействии неутомимого разоблачителя В. Л. Бурцева, раскрывает во всех подробностях картину дьявольского подкопа правительства под рабочее представительство второй Думы.
В Петербурге имелась в 1907 г. военная социал-демократическая организация. В секретари ее, то есть фактически в распорядители, охрана провела провокатора Бродского. Незадолго до роспуска второй Думы начальник охраны Герасимов поручает Бродскому создать связь между социал-демократической военной организацией и думской фракцией. В организации всплывает мысль о наказе думской фракции от войск Петербургского гарнизона, — и черновик наказа немедленно переходит в руки Герасимова и редактируется им. Солдаты, которым поручена передача наказа, переодеваются в штатское платье на квартире агента охранного отделения. Их приводят в помещение фракции без ее согласия и ведома. Провокатору поручено доставить уличающие документы. Обыск учиненный во фракции в час, назначенный самим Герасимовым для прихода солдат, «устанавливает» необходимую Столыпину связь фракции с Петербургским гарнизоном.
Такова первая часть похода. Но это именно только одна часть. Несмотря на энергию охранных провокаторов, во всем изложенном выше нет еще в сущности элемента "государственного преступления"
Так было создано это дело. Сперва охранка сфабриковала своими усилиями видимость политического преступления, в сущности, не падавшего на фракцию. А затем прокуратура путем чудовищного подлога вправила в рамки этого, охраной созданного преступления — другое обвинение, несравненно более тяжкое по своим последствиям. Работа прокуратуры дополнила работу провокатуры. Затем выступили сенаторы, убеленные сединами старцы, несравненно более порочные и разнузданные, чем разбойники большой дороги, — и превратили в каторжников лучших представителей народа.
Что провокаторы подбрасывают бомбы, что жандармы их находят, что судьи вешают за охранные бомбы — ко всему этому мы достаточно привыкли. Но там, по общему правилу, каждый действует за свой собственный страх и риск, — а уж по совокупности разрозненных усилий вырастает виселица. Здесь же, в деле нашей фракции, поразителен именно этот заранее обдуманный и хладнокровно-выполненный заговор высших верхов правительства. Вдумайтесь только, товарищи, в адскую механику этого преступления.
Государственный переворот был уже заготовлен в канцелярии, новое избирательное право уже выработано, состав будущей Думы предопределен с точностью до одного погромщика. Но нужно еще предварительно разогнать вторую Думу. Причин для этого у реакции достаточно, но нужен повод. Столыпин заказывает Герасимову доставить ему материал против социал-демократической фракции, — совершенно так же, как подрядчику заказывают доставить воз извести или дров. Герасимов передает этот заказ Бродскому. Бродский, ставший при помощи охраны секретарем военной организации, выполняет, что ему заказано. Тогдашний директор департамента полиции Трусевич — ныне сенатор, ревизующий охрану — пожимает Бродскому руку за "полезную для государства деятельность". Столыпин поручает далее прокурору использовать заведомо поддельные данные для составления обвинительного акта, а затем, опираясь на это поддельное обвинение, требует от Думы выдачи ему 55 депутатов. Прокурор предъявляет думской комиссии свои «материалы». Но они так явно подложны, а суть дела настолько для всех ясна, что Столыпин, не дожидаясь решения Думы по им же возбужденному вопросу, разгоняет Думу, а на фракцию надевает каторжные кандалы. А царь, в подписанном им 3 июня документе государственного переворота, возглашает: "Совершилось деяние, неслыханное в летописях истории. Судебною властью был раскрыт заговор целой части Государственной Думы против Государства и Царской власти". Так ряд подлогов в этом деле — поистине "неслыханном в летописях истории" — достойно завершился августейшим манифестом.
Эти люди сговаривались друг с другом, подмигивали друг другу, они все были вовлечены в заговор и столковывались между собою на своем воровском наречии, эти блестящие генералы и сенаторы: Столыпин поставил перед ними политическую цель, Коковцев оплачивал их "полезную для государства деятельность" из народных средств, а каждый из остальных выполнял ту часть подлости, которая соответствовала роду его занятий. А над всеми ими воздымается к небесам — священнейшая божьей милостью — романовская монархия!