Том 4. Повести, рассказы и очерки
Шрифт:
С двух сторон *
Рассказ написан в 1888 году, впервые напечатан, с подзаголовком «Рассказ о двух настроениях», в том же году в одиннадцатой и двенадцатой книжках журнала «Русская мысль». Однако своей работой писатель остался неудовлетворен. В письме к И. И. Юхневу в 1893 году Короленко писал: «Рассказом „С двух сторон“ я сильно недоволен, так как по некоторым причинам писал его наскоро и не „доносил“. Он нуждается в полной переработке». Переработку рассказа Короленко осуществил в 1914 году, подготавливая его для полного собрания своих сочинений в изд. А. Ф. Маркса. В рассказе отражены студенческие годы писателя, когда он учился в Петровской сельскохозяйственной академии. В лице профессора ботаники Изборского Короленко изобразил К. А. Тимирязева, бывшего тогда профессором Петровской академии. Тимирязев, очевидно, в этом образе узнал себя и, даря Короленко свою книгу «Жизнь растений», сделал на ней надпись: «Дорогому, глубокоуважаемому Владимиру Галактионовичу Короленко от сердечно признательного „Изборского“».
Бокль Генри Томас(1821–1862) —
Фохт (Фогт) Карл(1817–1895) — немецкий естествоиспытатель, один из представителей вульгарного материализма. В 1844–1846 годах издал свои «Физиологические письма», в которых высказал пресловутое положение, что «мысли находятся в таком же отношении к мозгу, как желчь к печени или моча к почкам». В 1852 году вышли также его «Зоологические письма» (а не «очерки», как пишет Короленко), переведенные на русский язык.
Геккель Эрнст(1834–1919) — немецкий естествоиспытатель.
…просиживал с книгой у грота Иванова, стараясь разгадать мрачную драму нечаевского дела. — Анархист Нечаев, сторонник заговорщической тактики в борьбе против царизма, организовал в 1869 году в Москве, главным образом среди студентов Петровской сельскохозяйственной академии, революционные кружки. Встретив со стороны студента Иванова оппозицию своим авантюристическим методам борьбы, убил его, а затем бежал в Швейцарию. В 1872 году как уголовный преступник был выдан швейцарскими властями, царскому правительству. Умер в Петропавловской крепости, в одиночном заключении.
Конт Огюст(1798–1857) — французский философ. Развивая идеи позитивизма, вел борьбу против материалистической философии. Выступая против теории классовой борьбы, выдвигал идею морально-религиозного усовершенствования человечества, идею «гармонии» и сотрудничества классов.
Мурья— тесное и темное жилье.
Зайцев Варфоломей Александрович(1842–1882) — известный в 60-х годах критик, и публицист. Сторонник вульгарного материализма, Зайцев не придавал значения классовой борьбе и полагал, что ход исторического процесса определяется биологическими законами. Распространение в массах естественных наук он считал вернейшим средством улучшения общественных отношений и положения рабочего класса. Зайцев отрицал искусство, которое, по его мнению, вредно, так как отвлекает людей от производительного труда.
«И жизнь, как посмотришь с холодным вниманьем вокруг, — такая пустая и глупая шутка!»— заключительные строки стихотворения М. Ю. Лермонтова «И скушно и грустно».
Гетевский метаморфоз. — В трактате «Метаморфоза растений» (1790) Гете, прослеживая сходство в устройстве различных органов растений, делает вывод, что одни из этих органов являются результатом видоизменения других.
Базаров— герой романа И. С. Тургенева «Отцы и дети».
Прохор и студенты *
По сохранившимся в архиве Короленко черновикам видно, что он начал писать эту повесть в 1880 году. Черновая рукопись, озаглавленная «Прошка», содержит все главнейшие эпизоды, вошедшие потом в опубликованный в первом и втором номерах журнала «Русская мысль» за 1887 год текст, представляющий собой лишь начало повести. По цензурным условиям продолжение ее не могло быть напечатано, и Короленко работу над повестью приостановил. Его желание вернуться к ней впоследствии, о чем он говорил в своих письмах, так и осталось неосуществленным.
В письме редактору «Русской мысли» В. А. Гольцеву от 11 марта 1894 года Короленко излагает содержание незаконченной части повести:
Прохор попадает случайно в среду студентов и испытывает на себе влияние этой среды, которая в свою очередь видит в нем «сына народа» и в этом качестве возлагает ни него какие-то наивные и неясные ожидания. Прохор исправляется, перестает жульничать, нанимается на работу в академию, усердно чистит дорожки в парке и на Выселках, в промежутках выучивается читать. Все это обращает на себя внимание его собственной среды. В первых главах я изобразил уже ту чисто русскую терпимость, с которой Выселки относились к подвигам Прошки на перекрестке. Но та же среда не может простить ему нового «поведения», которое кажется ей, выражаясь по нашему, «тенденциозным». Он не жульничает, почему? Он перестал пить, не участвует в кулачных боях? Он начинает читать книжки и отпускает не без важности разные сентенции на счет обывательских безобразий… Все это кажется «не спроста», все это заставляет задумываться и даже сердит бесхитростного обывателя… Этим чувствам придает окончательную форму выселковский политик, жандарм, обязанный «следить» за студентами и по-своему исполняющий эту обязанность. Он в кабаке организует отряд добровольцев, которые доводят до его сведения о каждом слове и движении Прохора, о его новых знакомых. Прежний жулик Прошка, свободно отправлявший свою профессию при благодушной снисходительности своих односельцев и пользовавшийся репутацией доброго малого и вполне «благонадежного» обывателя, — теперь окружается совсем особенной атмосферой, в которой и назревает гроза. Необходимо только «публичное обнаружение» неуловимого вредного влияния — и гроза разразится. Оно тоже не заставляет себя ждать. Около академии происходят маневры войск. После жаркого боя возвращается отряд гусар, и полковник, выехав из тучи пыли, едет по тротуару. Прошка, на обязанности которого лежит чистка дорожек и тротуаров в этой местности, загораживает ему дорогу и, не различая в запыленном кавалеристе важного начальства, требует, чтобы он съехал с тротуара. Когда тот хочет продолжать путь — Прохор схватывает коня под уздцы и сводит на дорогу. Тогда Прошку окружают несколько
В слободке собирается сход — судят Прошку. Обвинительным актом служит записка полковника, на которой неразборчиво нацарапано несколько слов. Сход у избы старосты под открытым небом. Невдалеке два-три студента, принимающие участие в судьбе Прошки, с другой стороны — жандарм, принимающий в той же судьбе участие с своей точкизрения, все происходящее должно подтвердить и укрепить эту точку зрения. Прошка оправдывается. Он говорит о том, что полковник не имеет никакого «полного права» ездить по тротуарам, которые назначены для пешеходов. Сход в других обстоятельствах, может быть, и согласился быс этим, и кое-какие голоса раздаются в том же смысле (что политик относит тотчас же на счет «вредного влияния»), но «лучшие люди» — лавочник, трактирщик, два-три мужика побогаче и безличная масса находят, что Прошка слишком высоко о себе понимает, думая, что он может быть прав в столкновении с таким важным начальством. Наконец, слободка привыкла уже к тому, что в таких случаях, когда «важные лица» требовали удовлетворения, Прошка многократно и добровольно становился очистительной жертвой, вынося наказание с шутливым цинизмом отчаянного и потерявшего стыд человека. Теперь не то. У Прошки явилось откуда-то чувство собственного достоинства — как один из результатов тенденциозного влияния «кружка». Он настаивает на своей правоте, отказывается подчиниться решению схода и на убеждения иконописного старца, местного лавочника, человека уважаемого и строгого — принести себя, наконец, в жертву за мир, который не может не удовлетворить оскорбленного начальства, предлагает, если он считает нужным, самому лечь под розги. Это переполняет чашу, на Прошку кидается староста и приказывает привести неоформленный даже приговор в немедленное исполнение. Прохор защищается, один из зрителей студентов — прежнего типа, атлет и забубённая головушка, не раз вступавший в единоборство с «прежним» Прохором, когда оба пьянствовали в местных трактирах, — кидается на помощь Прошке и вдвоем они разносят сход. Освобожденный Прошка скрывается в студенческую квартиру, в слободке волнение, а жандарм, которого я имел в виду изобразить человеком вполне добросовестным, правдивым и искренне убежденным в зловредности всего, что связано с самим именем «студента», — пишет донесение по начальству с изложением, совершенно точным, всего происшедшего. Совершенно понятно, что теперь возникает весьма серьезное дознание, атмосфера, окружавшая Прошку, сгущается и насыщается электричеством. В одну прекрасную летнюю ночь, полную чарующей прелести, одну из тех ночей, которую молодость населяет смутными ожиданиями и волшебными грезами, — в академию являются «власти», начинается какое-то таинственное движение по дачам, в которых видны огни и движущиеся фигуры — и коляска за коляской исчезает в ночном сумраке, под робкий шопот притаившихся в палисадниках и меж деревьями Выселков. Прохор прокрадывается к окнам своих друзей, но его уже ждут. Ночной воздух оглашается криками: держи! лови! Прошка кидается в парк, некоторое время там слышны еще голоса преследователей, но их немного, и Прохор, страшный, с корягой, в руках, обращается против них, и они бегут…
После этого, спустя год — на перекрестке двух дорог, известном по началу рассказа, — опять появляется Прохор в прежней роли. Теперь он уже не щадит «своих односельцев». Первый подвергается ограблению лавочник, вторая жертва — жена жандарма, возвращавшаяся из города с покупками. Если нужно было еще какое-нибудь доказательство «вредного влияния» студентов на Прохора, то теперь оно налицо, в тенденциозности этих его грабительских подвигов. Впрочем, убежавши в тот вечер, он долго скрывается в Москве, с прежними товарищами ночных подвигов — и судьба уже более не сводит его со студентами «кружка», которых жизнь идет уже другими, своеобразными дорогами. Вот тебе остов этой истории, многие эпизоды которой уже написаны, но, как видишь, в целом это история нецензурная еще на долгое время.
Капитан Копейкин— один из персонажей «Мертвых душ» Н. В. Гоголя.
Спенсер Герберт(1820–1903) — английский буржуазный социолог и психолог. По своим философским взглядам примыкал к течению идеалистов-эмпириков.
На заводе *
Печатаемые здесь две главы из неоконченной повести «Табельщик» впервые были опубликованы под заголовком «На заводе» в 1887 году в газете «Русские ведомости» No№ 67 и 74. В 1914 году они были включены писателем в полное собрание его сочинений, изд. А. Ф. Маркса.
Софрон Иванович *
После повести «Без языка», появившейся в печати в начале 1895 года, Короленко долго не возвращался к американским темам. Только в 1902 году, перерабатывая «Без языка» для отдельного издания, Короленко вновь обратился к своим записям, связанным с поездкой в Чикаго. С этого времени писатель начал работать над рассказом «Софрон Иванович». Наличие большого количества вариантов этого незаконченного рассказа (около двадцати), записи размышлений Короленко в дневнике 1893 года, совпадающие во многом со словами Софрона Ивановича, говорят о том, что тема рассказа глубоко занимала писателя.
Внешним поводом для создания образа Софрона Ивановича, как можно предполагать по записям в памятной книжке писателя, могла быть встреча в Америке с неким Д.Н. Ч-ко — «большим чудаком», как его называет Короленко. Это был изобретатель воздухоплавательной машины, ярый пропагандист международного языка — волапюка. И машина, и волапюк должны были быть, по его мнению, средствами объединения человечества, создания «всемирного мира».
Рассказ «Софрон Иванович» впервые был напечатан в XVIII томе посмертного собрания сочинений В. Г. Короленко, Госиздат Украины, 1923. В настоящем собрании рассказ печатается по тексту этого издания.