Том 4. Пожиратели огня (с илл.)
Шрифт:
Это известие очень не понравилось фермеру Кэрби, потому что его ферма стояла как раз на границе между обоими враждующими племенами и легко могла подвергнуться грабежу, особенно из-за его дружбы с нагарнуками. Находясь еще в Мельбурне, он отправил к себе на ферму обоз в десять фур с разными припасами и теперь опасался за участь обоза. Свои страхи он сообщил канадцу, прося его повлиять на Виллиго, чтобы тот ускорил движение каравана.
— В каких отношениях вы были с нирбоа до этого времени? — спросил Дик.
— В очень плохих. Первое время я с ними любезничал, дарил им ножи, поил водкой.
— А ведь это с вашей стороны не очень благоразумно, хотя и понятно. Сколько у вас народу для защиты фермы?
— Во-первых, Анскотт, брат моей жены и вместе с тем мой управляющий, и затем семь человек американцев с Дальнего Запада, все испытанные, преданные друзья и товарищи. Кроме них есть еще один бывший каторжник, я его держу для ухода за лошадьми, он знает в них толк, так как был барышником в Девоншире.
— Вы в нем уверены?
— А кто его знает?! Впрочем, вел он себя до сих пор на ферме хорошо. Зовут его Олдхэм.
— Да! — протянул канадец. — Вот что я вам скажу: нужно как можно скорее ехать на ферму. Далеко ли до нее, как вы полагаете?
— Миль двадцать, я думаю. На беду, эта фура тащится так медленно.
— Слушайте, Кэрби, так нельзя оставлять. Нужно ехать скорее. Поедем с ними вперед на ферму. Может быть, мы все равно опоздаем, но по крайней мере сделаем все, что могли, и совесть наша будет спокойна. Остальные наши товарищи пусть остаются при фуре; их без нас достаточно для ее обороны.
— Спасибо, друг, спасибо от всего сердца! — произнес глубоко тронутый скваттер, со слезами на глазах пожимая руку честного канадца.
XVI
КОГДА ДИК И КЭРБИ СООБЩИЛИ ОБ ЭТОМ решении своим друзьям, то Оливье не пожелал отпустить их одних, говоря:
— Мое присутствие здесь излишне, а там, на ферме, дело касается защиты женщин и детей. Я тоже поеду с вами.
Канадец не знал, что ему делать. Ему и хотелось исполнить желание графа, так как для фермы лишний защитник был очень кстати, и вместе с тем он боялся уменьшить численность отряда Виллиго. Из затруднения его вывел сам Черный Орел, решивший вопрос по-своему.
— Молодой Лебедь (как прозвал он Оливье) прав, — сказал дикарь. — Пусть не только он, пусть и Лоран идет с вами. Я останусь вдвоем с Воанго. Этого совершенно достаточно для конвоя фуры.
Лоран даже вскрикнул от радости. Он уже начинал дрожать при одной мысли о разлуке со своим графом.
— Завтра вечером Виллиго будет на ферме! — прибавил вождь.
— А если тебе встретятся нирбоа? — спросил Кэрби.
— Скваттер не знает Черного Орла, — гордо возразил нагарнук. — Завтра вечером Черный Орел будет на ферме.
— Берегите свою винтовку, мистер Джильпинг! — сказал канадец на прощанье англичанину.
— Не беспокойтесь, сэр. Я позабочусь о сохранении жизни мужа своей жены и отца своих детей, а также будущего лорда Воанго из Воанго-Холла.
—
Ничто не могло сравниться с радостью Кэрби при мысли, что он теперь поспеет на целые сутки раньше к своей семье, чем мог рассчитывать.
Дик и Кэрби мчались впереди остальных, но воздух был так спокоен, кругом была такая тишь, что даже звук копыт их коней не был слышен в мягкой траве; поэтому старые друзья могли так же беспрепятственно разговаривать друг с другом, как если бы они шли рядом по садовой дорожке.
— Дик, — сказал скваттер, — я никогда не забуду услуги, которую вы оказали мне сегодня! Быть может, я буду обязан вам своей жизнью и жизнью моей жены и детей, но если даже и не так, знайте, во всяком случае, что в австралийском буше есть человек по имени Уолтер Кэрби, которому достаточно сделать знак, чтобы и жизнь, и достояние его были в полном вашем распоряжении, Дик, при каких бы то ни было обстоятельствах!
— Спасибо, Кэрби, — отвечал канадец, — дружба и расположение такого человека, как вы, всегда могут пригодиться. Быть может, придет время, когда я обращусь к этой дружбе. Видите ли, мой друг, я не знаю Франции, родины моего отца и моей, хотел бы поехать туда и перевезти туда останки моего отца и умереть там. Но что я буду делать в этой совершенно незнакомой мне стране, я, старый лесной бродяга?! Нет, я чувствую, что умру здесь! Но здесь у меня нет никого близких и родных, и мне кажется весьма печально подохнуть где-нибудь под кустом так, чтобы некому было даже закрыть глаза! Так вот, я иногда думал, Кэрби, что когда силы оставят меня и мне трудно станет бродить по лесам с ружьем за спиной, быть может, у вашего очага найдется и для меня местечко!
— Самое первое место, Дик! Самое почетное! — воскликнул растроганный скваттер.
— Мы некоторое время потеряли друг друга из виду, — продолжал канадец, — но ведь мы давно знаем друг друга… Помните, как мы в первый раз встретились с вами?
— Как же мне не помнить?
— Это было на Муррее, близ Красных гор! Мы целый сезон охотились вместе, и в ту пору моя хижина не была так пуста и безотрадна, как сейчас!
— Я не решился вам об этом напомнить, Дик, но и сейчас не могу забыть, как весело и радостно звучало эхо буша, вторившее ее голосу, ее веселому смеху, которым она приветствовала каждый раз наше возвращение!
— Да, и ее не стало; она умерла год спустя, подарив мне ребенка, который не пережил свою мать… И вот я остался еще более одиноким, чем прежде, и потому-то решился теперь, когда придет старость, попросить для себя местечка у вашего очага. Мы будем вспоминать о ней, будем говорить с ней, этом нежном цветке, увядшем в полном расцвете своей юной красоты!
И под впечатлением этих далеких, но все еще живых воспоминаний старые товарищи умолкли.
Лошади мчались во всю прыть, словно и они разделяли нетерпение своих всадников, и через несколько часов вдали показались крыши фермерских построек. Вдруг две из лошадей шарахнулись в сторону, и перед всадниками, как из-под земли, вырос какой-то туземец. Кэрби схватился за револьвер, но Дик остановил его, крикнув: