Том 4. Жемчужные светила. Очарования земли

Сологуб Федор Кузьмич

«По силе поприще едино…»

По силе поприще едино Пройди со мной В пути, где яркая кручина И тёмный зной. Хотя одно пройди со мною, А сможешь, – два. Юдолью бедственной земною Иду едва. А может быть, с тобой прошли бы До склона дней Мы вместе жёсткие изгибы Моих путей Навстречу пламенному Змею Рука с рукой? Но разве я просить посмею Любви такой! Не я ли выбрал эту долю И этот страх? Не я ли девственную волю Повергнул в прах? Пройди ж со мною хоть немного, Хоть малый круг, И это я как милость Бога Приму, мой друг.

«Еврей боится попасть в шеол, как христианин

в ад…»

Еврей боится попасть в шеол, как христианин в ад. Сказать по правде, а я порой шеолу был бы рад. В докучной смуте, во тьме ночной, в мельканьи наших дней Напиток мерзкий и лжи, и зла, хоть и не хочешь, пей. И разве горше или темней в безумных муках дна, Чем в этих жутких, немых навек силках земного сна?

«Ты живёшь безумно и погано…»

Ты живёшь безумно и погано, Улица, доступная для всех, – Грохот пыльный, хохот хулигана, Пьяной проститутки ржавый смех. Копошатся мерзкие подруги, – Злоба, грязь, порочность, нищета. Как возникнуть может в этом круге Вдохновенно-светлая мечта? Но возникнет! Вечно возникает! Жизнь народа творчества полна, И над мутной пеной воздвигает Красоту всемирную волна.

«Призрак моей гувернантки…»

Призрак моей гувернантки Часто является мне. Гнусные звуки шарманки Слышу тогда в тишине. Все уже в доме заснули, Ночь под луною светла; Я не пойму, наяву ли Или во сне ты пришла. Манишь ты бледной рукою В сумрак подлунный, туда, Где над холодной водою Тусклая тина пруда. Разве же я захотела, Чтоб разлюбил он тебя? В буйном неистовстве тела Что же мы знаем, любя? Помню, – захожий шарманщик Ручку шарманки вертел. Помню, – в беседке обманщик Милый со мною сидел. Мимо прошла ты, взглянула С бледной улыбкою губ… Помню смятение гула, Помню твой жалостный труп. Что же земные все реки? Из-за предельной черты В нашем союзе навеки Третья останешься ты.

«Любви томительную сладость неутолимо я люблю…»

Любви томительную сладость неутолимо я люблю. Благоухающую прелесть слов поцелуйных я люблю. Лилею соловей прославит, – в прохладе влажной льётся трель. А я прославлю тех, кто любит, кто любит так, как я люблю. Об утолении печалей взыграла лёгкая свирель. Легко, легко тому, кто любит, кто любит так, как я люблю. Плясуньи на лугу зелёном, сплетаясь, пляски завели. Гирлянды тел, влекомых пляской к лесным прогалинам, люблю. Улыбки, ласки и лобзанья в лесу и в поле расцвели. Земля светла любовью, – землю в весельи милом я люблю.

«Продукты сельского хозяйства…»

Продукты сельского хозяйства Не хуже поместятся в стих, Чем описанья негодяйства Нарядных денди и франтих. Морковки, редьки и селёдки Годны не только для еды. Нам стих опишет свойства водки, Вина и сельтерской воды. Дерзайте ж, юные поэты, И вместо древних роз и грёз Вы опишите нам секреты Всех ваших пакостных желёз.

«Не снова ли слышны земле…»

Не снова ли слышны земле Вещания вечно святые? Три девушки жили в селе, Сестрицы родные. И в холод, и в дождик, и в зной Прилежно работали вместе С другими над нивой родной, – Но вот, заневестясь, Оставили дом свой и мать, Босые пошли по дорогам, Отправились Бога искать В смирении строгом. Пришли в монастырь на горе В веселии тенистой рощи. Там рака в чеканном сребре, В ней скрыты нетленные мощи. Умильные свечи горят, И долгие служат молебны, Но девушки грустно стоят, – Ведь им чудеса непотребны. Обычность для них хороша, Весь мир непорочен для взора, Ещё не возносит душа За скорбь и за слёзы укора, Покров безмятежных небес Хранит их от вражеской встречи, – Зачем же им чары чудес, И ладан, и свечи! Покинули светлый чертог, Воскресшего Бога мы ищем. В тоске бесконечных дорог Откройся же странницам нищим! И долго скитались оне В томленьях тоски вавилонской. Не в сени церковной, а вне Им встретился старец афонский. Он был неучёный простец, Не слышан про Канта и Нитче, Но правда для верных сердец Открылася в старческой притче. И мир для исканий не пуст, И вот наконец перед ними В дыхании старческих уст Звучит живоносное имя, Которым в начале веков, В надмирном ликующем дыме Воздвиглись круженья миров, – Святейшее имя! Святейшее имя, в веках Омытое жертвенной кровью, Всегда побеждавшее страх И злобу любовью. И снова пред ними миры Воздвигнуты творческим словом В блаженном восторге игры, В веселии новом. И радостны сестры, – в пути Нашли воплощённого Бога. Домой бы идти, – Но нет, бесконечна дорога. Просторам воскресшей земли Вещают святые надежды. Склоняйтесь пред ними в пыли! Лобзайте края их одежды!

«Конь Аполлона!..»

«Конь Аполлона! Я недостойна Твоих копыт. Ведь не такую Скуёт подкову Тебе Гефест». – «Молчи, подкова! Тебя я выбрал, Тебя хочу. Я Аполлона Стремлю с Олимпа К земным путям».

«Бай, люби ребёнка, баюшки-баю!..»

Бай, люби ребёнка, баюшки-баю! Беленькую рыбку, баюшки-баю, Зыбко убаюкай моего бебе В белой колыбельке, баюшки-баю. Будешь, будешь добрый, улыбнусь тебе. Позабудь про буку, баюшки-баю. Бьётся в колыбельку басня о судьбе. Зыбок твой кораблик, баюшки-баю. Бури ты не бойся, белый мой бебе, Бури разбегутся, баюшки-баю.

Жуткая колыбельная

Не болтай о том, что знаешь, Тёмных тайн не выдавай. Если в ссоре угрожаешь, Я пошлю тебя бай-бай. Милый мальчик, успокою Болтовню твою, И уста тебе закрою. Баюшки-баю, Чем и как живёт воровка, Знает мальчик, – ну, так что ж! У воровки есть верёвка, У друзей воровки – нож. Мы, воровки, не тиранки: Крови не пролью, В тряпки вымакаю ранки. Баюшки-баю. Между мальчиками ссора Жуткой кончится игрой. Покричи, дитя, и скоро Глазки зоркие закрой. Если хочешь быть нескромным, Ангелом в раю Расскажи о тайнах тёмных. Баюшки-баю. Освещу ковёр я свечкой. Посмотри, как он хорош. В нём завернутый, за печкой, Милый мальчик, ты уснёшь. Ты во сне сыграешь в прятки, Я ж тебе спою, Все твои собрав тетрадки: «Баюшки-баю!» Нет игры без перепуга. Чтоб мне ночью не дрожать, Ляжет добрая подруга Здесь у печки на кровать, Невзначай ногою тронет Колыбель твою, – Милый мальчик не застонет. Баюшки-баю. Из окошка галерейки Виден зев пещеры той, Над которою еврейки Скоро все поднимут вой. Что нам, мальчик, до евреек! Я тебе спою Слаще певчих канареек: «Баюшки-баю!» Убаюкан тихой песней, Крепко, мальчик, ты заснёшь. Сказка старая воскреснет, Вновь на правду встанет ложь. И поверят люди сказке, Примут ложь мою. Спи же, спи, закрывши глазки, Баюшки-баю.

«Восстановители из рая…»

Восстановители из рая В земной ниспосланы предел: Холодный снег, вода живая И радость обнажённых тел. Когда босые алы ноги И хрупкий попирают снег, На небе голубеют боги И в сердце закипает смех. Когда в пленительную воду Войдёшь, свободный от одежд, Вещают милую свободу Струи, прозрачнее надежд. А тело, радостное тело, Когда оно обнажено, Когда весёлым вихрем смело В игру стихий увлечено, Какая бодрость в нём и нега! Какая чуткость к зовам дня! Живое сочетанье снега И вечно-зыбкого огня!