Том 4
Шрифт:
— Беги к воеводе Ратше и скажи, чтобы тот сейчас же пришел ко мне в Городище. Скажи ему только одно: «Овин горит!» Так и скажи: «Овин горит!»
— Овин горит? — повторил удивленно дружинник и, повернувшись, побежал во весь дух.
— А вы не приметили, не было ли близ свейского воеводы кого-либо из наших новгородских хитрецов-переветников?
— Один был за писаря. Он-то и написал эту грамотку. А еще было два купчины, а может, бояре в нарядных кафтанах из заморского сукна. Что-то мне памятны их рожи и бороды. Кажись, видал я их на помосте на большом вече.
— Не был ли это Жирославич со своим прихвостнем?
— Кажись, что он! —
— Друже Евстафий, поспешай за мной в мои хоромы в Городище. Там все обсудим.
Дружинники Александра, не раз уже побывавшие в кровавых опасных схватках в литовских лесах и уже томившиеся без воинского дела, сразу зашевелились и принялись точить мечи и готовить оружие с того часа, как пришла весть о предстоящем походе. Они с удивлением посматривали на юного князя.
— Радостен и светел лик его! — говорили они. — Нашел он опять свою любимую потеху. С ним весело в поход двинуться. Скоро начнем лихих недругов трепать.
Александр проявил кипучую деятельность.
— Надо не пустить к нам злобного зверя, — объяснял он Ратше и Гавриле Олексичу, с которыми был более откровенным. — Если проклятый свей проберется окольным путем в Новгород и ворвется в детинец, тогда он здесь засядет надолго.
Александр созвал всех старых дружинников, соратников его отца, грозного князя Ярослава Всеволодовича, которые четырнадцать лет назад [46] прошли грозой по северным от Новгорода областям, где тогда и финны, и подошедшие шведы, и немцы познакомились с силой неотразимого русского меча. Со старыми дружинниками стал Александр держать совет, какими путями быстрее и лучше пройти в сторону шведского лагеря, и подробно расспросил их, какие повадки они заметили у иноземцев. Каждому своему опытному дружиннику он приказал, не делая шума и суматохи, привести десяток верных, надежных работных людей, которые смогли бы стать в ряды воинов.
46
В 1226 году.
Отовсюду спешно потянулись в Рюриково городище люди, побросав свои дела, готовые встать на защиту родной земли.
А на всех дорогах, идущих к устью Ижоры и к Неве, Александр немедленно поставил стражников, которые, не пропуская никого, ловили и отправляли в Городище всех тех, кто пытался пробраться со стороны шведских пришельцев.
В вечерних сумерках князь Александр Ярославич, вслед за старшиной Пелгусием и Евстафием, осторожно пробрался к заросшему кустами орешника берегу Невы. Александр пристально всматривался в расположение отдыхавших шведских отрядов и убедился, что Евстафий правильно рассказал, как шведы разместились на широком берегу. Обдумывая, откуда лучше всего наброситься на врага, князь заметил, что шведы совершенно не ожидают нападения и не приняли никаких мер предосторожности.
Все их отряды держались отдельно. Возле каждого на шесте развевался флажок. Особо спали шведы, особо — финны и небольшой отряд полудиких мурманцев в островерхих меховых колпаках.
Невдалеке от впадения Ижоры в Неву, среди густого леса, Александр, окруженный дружинниками, расположился на бугре под старой искривленной березой, которая под непрерывными порывами ветра размахивала длинными, гибкими ветвями.
Александр обратился к окружавшим
— Ветер крепчает. Кажись, быть буре. Ну, да кому эта буря на горе, а нам она должна послужить к удаче. Знайте, что сейчас, может быть, еще этой ночью, решится судьба наша: быть или не быть свободной воле новгородской. Что мы должны сделать даже в такой тьме, даже в бурю?
Несколько мгновений все молчали, затем чей-то голос прошептал:
— Положись на нас, Ярославич! Все, что скажешь, то и сделаем!
Александр продолжал речь, и пламенное чувство горело в нем:
— Если ты приходишь домой в ночь, в бурю и видишь в оконную щель, что в твоей избе хозяйничают воровские люди, буйствуют, хотят зарезать и детей, и мать, и жену… станешь ли ты раздумывать да высчитывать: сколько злодеев в избе да справлюсь ли я с ними али не осилю? Нет, ты ворвешься в избу с топором или простым дрекольем и набросишься на охальников-злодеев, сколько бы их ни было! Верно ли я говорю?
— Это верно! Так бы и мы сделали, Ярославич! — послышались тихие голоса.
— Сейчас не время нам высчитывать да прикидывать, много ли свеев и немцев и остры ли у них копья и мечи… Да, увидел я, что бой будет не на жизнь, а на смерть, но мы должны их осилить. Мы должны подползти к ним неслышно, незримо, в самый свейский лагерь, и навалиться на них, как мы наваливаемся на охоте на волка, ловя его за уши. В эту ночь, думая, что мы далеко, вороги наши спят, не ждут гостей, а храпят, накрывшись чем попало. А мы набросимся на них и споем им «вечную память»!
Совещание продолжалось недолго. Все молча стали разбирать оружие.
Александр торопливо отдавал последние приказания своим дружинникам:
— Подойдя к вражескому стану, сперва стойте наготове, ни слова, ни шороха! Ждите, пока наши обойдут кругом свеев: Ратша — с верхнего конца, а Гаврила Олексич — с нижнего, а еще с Ижоры подплывут в ладьях ижорцы. Когда услышите звонкий посвист новгородский, бросайтесь вперед, рубите сходни и канаты, чтобы корабли отплыли и свеям сойти на берег было уже невозможно. На берегу бейте врага нещадно, тесните к воде. А ижорцы начнут прорубать днища у кораблей, чтобы утопить их. Торопитесь, чтобы враги не успели распознать, как нас мало. Когда же вы услышите второй посвист, то быстро уходите и скрывайтесь в лесу. Нынче мы их одолеем: наше дело правое!
— А ты сам где будешь, Ярославич? — спросил кто-то. — Не потерять бы тебя в темноте.
— Вы меня все время будете видеть: я на гнедом разыщу главного их воеводу Биргера, чтобы посчитаться с ним. Все ли меня поняли?
— Как не понять! — отвечали воины.
— Теперь, други смелые, вперед! — приказал Александр. — Пробирайтесь тихо, как на медвежьей облаве, чтобы не вспугнуть до времени обложенного зверя.
Все поднялись, оправляя оружие.
Надвигалась буря. Быстро темнело. Тучи на небе сгущались и неслись куда-то вдаль над бескрайними лесными трущобами. Порывистый ветер с шумом раскачивал вершины столетних сосен и огромных развесистых берез.
Упали тяжелые капли дождя. Они падали наискось и стали учащаться. Вспыхнула молния и на мгновение осветила весь шведский лагерь, растянувшийся вдоль берега. На миг стало светло, как днем, и тотчас снова все потонуло во мраке, который казался еще гуще, еще чернее. Где-то вдали прогремели первые раскаты грома. Вскоре гром прокатился уже над самой головой.