Том 5. Дживс и Вустер
Шрифт:
— Почему это?
— Ну, подумай сама. Я уже теперь его любимая овечка, а тогда стану еще любимее и овечнее. Он ни в чем не сможет мне отказать. Я сумею смягчить его сердце и…
— Ну да, конечно! Я поняла.
— …и соединить ваши с Боко сердца. А ты тогда дашь Флоренс почитать то письмо, и мое дело тоже будет улажено.
— Ой, Берти, как чудесно!
— Да, перспективы самые радужные, при условии, конечно, что…
— При условии, что — что?
— …что я придумаю, как устроить эту их тайную встречу, о чем я в настоящий текущий момент не имею ни малейшего представления.
— Есть
— Назови три.
— Ну, например, можно… Да нет… Я вижу, ты прав. Не так-то просто. Знаю, знаю! Надо спросить у Дживса.
— У Дживса мы уже спрашивали. Ему ничего не приходит в голову.
— Ничего не приходит в голову? Дживсу?
— Я понимаю. Я сам тоже был этим потрясен. При том что он до отвала наелся рыбы.
— Ну и что же ты собираешься делать?
— Я сказал дяде Перси, что пойду похожу по парку, поразмышляю.
— Может быть, Боко что-нибудь придумает? Но тут я вынужден был проявить твердость.
— А как же, обязательно, — сказал я. — Обязательно придумает, и мы сядем в такую глубокую лужу, что понадобится землечерпалка — нас оттуда вытащить. Старину Боко я люблю, как брата, но твердо знаю, что его, милого человека, лучше не трогать.
Нобби со мной согласилась, признав, что если возможно сделать так, чтобы стало еще хуже, Боко эту возможность наверняка не упустит.
— Пойду поговорю с ним, — вдруг сказала она, помолчав несколько мгновений с нахмуренным лбом.
— С Боко?
— С Дживсом. Не верю я в эти россказни, что будто бы Дживс ничего не может придумать.
— Он сам сказал.
— Неважно. Все равно не верю. Бывало ли с тобой когда-нибудь, чтобы Дживс ничего не мог придумать?
— В общем-то нет.
— Вот видишь, — заключила она и отправилась в штаб-квартиру, предоставив мне одному брести с потупленным челом от господского дома до аллеи. Там я остановился и глубоко задумался.
Сколько я так пребывал в задумчивости, трудно сказать. Когда голова до отказа набита мыслями, поди попробуй проследить за ходом времени. Так что неизвестно, через десять ли минут или даже через двадцать, но когда я очнулся, то обнаружил при себе Дживса. Я и не заметил, как он приблизился. Впрочем, с ним это часто бывает. Он владеет искусством внезапно появляться под боком, подобно ученым индусам, которые забрасывают свое астральное тело туда-сюда, как им вздумается, растворяясь в воздухе, скажем, в Рангуне и снова собирая все детали воедино где-нибудь в Калькутте. Кажется, это делается с помощью зеркал.
Нобби находилась тут же, и вид у нее был чертовски самодовольный.
— Ну, что? Говорила я тебе, — сказала она. Я не понял.
— Насчет того, что якобы Дживсу ничего не приходит в голову. Еще как приходит.
Я в недоумении поглядел на Дживса. Что правда, то правда, он казался в отличной интеллектуальной форме, голова выпирала из-под шляпы далеко назад, и в глазах искрилась смекалка, но он ведь сам объявил дяде Перси и мне, что он в тупике.
— Приходит?
— Да. Это он нарочно так сказал. А на самом деле у него блестящая идея.
— А он знает, как обстоят дела?
— Я его обо всем поставила в известность.
— И вы осведомлены о том, что система
— Да, сэр. И о вашем raprochement [132] с его сиятельством.
— О чем с его сиятельством?
— Raprochement, сэр. Французское выражение. Признаюсь, я был немало изумлен, когда увидел, что вы с ним в таких превосходных отношениях. Но мисс Хопвуд мне все объяснила, и теперь ситуация мне абсолютно ясна.
132
Примирение (фр.).
— И у вас действительно есть план, как свести дядю Перси с Устрицей?
— Есть, сэр. Я должен признаться, что сознательно ввел в заблуждение его светлость при нашем последнем разговоре. Понимая, как важно для мистера Фитлуорта и мисс Хопвуд, чтобы вы получили возможность повлиять на его светлость в их пользу, я счел предпочтительным, чтобы предложение исходило как бы от вас.
— И ты бы стал еще более любимой овечкой, — пояснила Нобби.
Я кивнул. Замысел был мне понятен. Тот же приемчик, что и у Шекспира с Бэконом, если присмотреться хорошенько. Бэкон, как вы наверняка помните, написал Шекспиру все его сочинения. И возможно, в счет какого-нибудь долга, а может, просто по доброте сердечной согласился, чтобы вся слава досталась тому. Я сказал об этом Дживсу, и он добавил, что еще более близкая, по его мнению, параллель тут с Сирано де Бержераком.
— Особенность предлагаемого мною плана такова, что при изложении его сиятельству нужен будет деликатный подход, и, чтобы он его принял, возможно, потребуются некоторые ухищрения.
— И тут хитрости, а?
— Да, сэр. Так что, с вашего позволения, сэр, лучше всего предоставьте это дело целиком мне.
— То есть предлагать будете вы?
— Именно, сэр. Я, само собой, всячески подчеркну тот факт, что автором являетесь вы, а я всего только посредник, иначе говоря, ваш представитель.
— Как вы скажете, Дживс. Вам лучше знать. А в чем же он состоит, этот план?
— Вкратце говоря, вот в чем, сэр. Я не вижу причины, почему бы его сиятельству и мистеру Устрице не провести эту встречу тайно и безопасно сегодня ночью на маскараде, который состоится в городском собрании в Ист-Уайбли.
Я был потрясен. У меня совершенно вылетело из головы, что это мероприятие в Ист-Уайбли назначено на сегодня. И это, если учесть, с каким нетерпением я его ждал, красноречиво свидетельствует о том, как разрушительно подействовали на меня жестокие тяготы жизни в Стипл-Бампли.
— Ну, разве не здорово? — восторженно воскликнула Нобби.
С этим я не мог полностью согласиться.
— Есть одно роковое препятствие, — возразил я.
— Какое такое препятствие?
— А ты подумай. Где в оставшееся время дядя Перси сможет достать себе маскарадный костюм? Без костюма ведь нельзя. Все участники, как я понимаю, обязаны явиться в маскарадных костюмах. Иными словами, мы тут сталкиваемся с тем же трудностями, что и Свадебный гость.
— Какой Свадебный гость? Который проглотил кость?