Том 5. Книга для родителей
Шрифт:
Мальчик выпрямился на стуле. В его глазах заиграли целые костры радости, осветили всю комнату, и в комнате стало светлее. Миша ничего не сказал, но откинулся на спинку стула и направил родившуюся улыбку прямо на шкуровский шрам, на замученные очи батька. И только теперь я прочитал в его улыбке неприкрытую, решительную ненависть.
Отец печально опустил голову.
Миша ушел с инспектором, а отец спросил у меня, как у оракула:
— Почему я потерял сына?
Я не ответил. Тогда отец еще спросил:
— Там ему хорошо будет?
Книги,
В этом кабинете жизнь кипит, книги не только стоят на полках, а и шелестят в руках, газеты не только валяются между диванными подушками, а и распластываются перед глазами: здесь события обсуждаются, живут — в интонациях, украшенных тонким знанием. А между событиями, растворенные в табачном дыме, ходят по кабинету лысины и прически, бритые подбородки, американские усики и янтарные мундштуки, и в рамках роговых оправ смотрят глаза, увлажненные росой остроумия.
В просторной столовой чай подается не богатый, не старомодный самоварный чай, не ради насыщения, а чай утонченный, почти символический, украшенный фарфором, кружевными салфетками и строгим орнаментом аскетического печенья. Чуточку томная, немножко наивная, изысканно-рыженькая хозяйка балованными маникюрными пальчиками дирижирует чаем. К чаю прилетают веселым роем имена артистов и балерин, игриво-проказливые новеллы, легкокрылые жизнерадостные эпизодики. Ну, а если к чаю подадут закуску и улыбающийся хозяин два-три тура сделает с графинчиком, тогда после чая снова переходят в кабинет, снова закурят, придавят на диване газетные листы, подомнут боками подушечки и, откидывая головы, захохочут над последним анекдотом.
Разве это плохо? Кто его знает, но среди этих людей всегда вертится и заглядывает в глаза двенадцатилетний Володя, мальчик худенький и бледный, но энергичный. Когда очередной анекдот почему-либо запаздывает выходом, папа подает Володю, подает в самой миниатюрной порции. В театральной технике это называется «антракт».
Папа привлекает Володю к своим коленям, щекочет в Володином затылке и говорит:
— Володька, ты почему не спишь?
Володя отвечает:
— А ты почему не спишь?
Гости в восторге. Володя опускает глаза на папино колено и улыбается смущенно — гостям так больше нравится.
Папа потрепывает Володю по какому-либо подходящему месту и спрашивает:
— Ты уже прочитал «Гамлета»?
Володя кивает головой.
— Понравилось?
Володя и в этот момент не теряется, но смущение сейчас не у места:
— А, не очень понравилось! Если он влюблен в… эту… в Офелию, так почему они не женятся? Они волынят, а ты читай!
Новый взрыв хохота у гостей. Из угла дивана какой-нибудь уютный бас прибавляет необходимую порцию перца:
— Он, подлец, алиментов платить не хочет!
Теперь и Володя хохочет, смеется и папа, но очередной анекдот уже вышел на сцену:
— А вы знаете, что сказал один поп, когда ему предложили платить алименты?
«Антракт окончен». Володя вообще редко подается в таком программном порядке — папа понимает, что Володя приятен только в малых дозах. Володе такая дозировка не нравится. Он вертится в толпе, переходит от гостя к гостю, назойливо прислоняется даже к незнакомым людям и напряженно ловит момент, когда можно спартизанить: и себя показать, и гостей развеселить, и родителей возвеличить.
За чаем Володя вдруг вплетает в новеллу свой звонкий голос:
— Это его любовница, правда?
Мать воздевает руки и восклицает:
— Вы слышите, что он говорит? Володя, что ты говоришь?!
Но на лице у мамы вместе с некоторой нарочитой оторопелостью написаны и нечаянные восхищение и гордость: эту мальчишескую развязность она принимает за проявление таланта. В общем списке изящных пустяков талант Володи тоже уместен: японские чашки, ножики для лимона, салфеточки и …сын замечательный.
В мелком и глупом тщеславии родители не способны присмотреться к физиономии сына и прочитать на ней первые буквы будущих своих семейных неприятностей. У Володи очень сложное выражение глаз. Он старается сделать их невинными, детскими глазами — это по специальному заказу, для родителей, но в этих же глазах поблескивают искорки наглости и привычной фальши — это для себя.
Какой из него может выйти гражданин?
Дорогие родители!
Вы иногда забываете о том, что в вашей семье растет человек, что этот человек на вашей ответственности.
Пусть вас не утешает, что это не больше, как моральная ответственность.
Может настать момент, вы опустите голову и будете разводить руками в недоумении и будете лепетать, может быть, для усыпления все той же моральной ответственности:
— Володя был такой замечательный мальчик! Просто все восторгались.
Неужели вы так никогда и не поймете, кто виноват?
Впрочем, катастрофы может и не быть.
Наступает момент, когда родители ощущают первое, тихонькое огорчение. Потом второе. А потом они заметят среди уютных ветвей семейного дерева сочные ядовитые плоды. Расстроенные родители некоторое время покорно вкушают их, печально шепчутся в спальне, но на людях сохраняют достоинство, как будто в их производстве нет никакого прорыва. Ничего трагического нет, плоды созрели, вид достаточно приятен.
Родители поступают так, как поступают все бракоделы: плоды сдаются обществу как готовая продукция…
Когда в вашей семье появляется первая «детская» неурядица, когда глазами вашего ребенка глянет на вас еще маленькая и слабенькая, но уже враждебная зверушка, почему вы не оглядываетесь назад, почему вы не приступаете к ревизии вашего собственного поведения, почему вы малодушно не спрашиваете себя: был ли я в своей семейной жизни большевиком?
Нет, вы обязательно ищете оправданий…