Том 5. Рудин. Повести и рассказы 1853-1857
Шрифт:
— Какая по этому сделана отметка? — спросила барыня.
— «Принято к соображению. А насчет Куприяна — исполнено».
Барыня помолчала.
— Далее.
— «Во-вторых: Турка никогда и никуда не отпускать от скота; но только, чтобы он никогда не был начальником над оным — а просто назвать его: Турок и пастух». Отметка: исполнено.
«В-третьих: Я собрала посмотреть моих господских коров… Фи! Фи! Ну, что это за коровы? Но почему же и мне не иметь коров, которые бы давали удою три ведра, как говорил швейцар. Je r'eglerai, tout cela, je r'eglerai [1] .
1
Я всё это приведу в порядок, приведу в порядок (франц.).
— Нет отметки? — спросила Глафира Ивановна. — А я тебе скажу, какая должна быть отметка. Пиши, — и Глафира Ивановна начала диктовать Левону: — «Всё это исполнится и непременно исполнится, когда у меня будет настоящий управляющий — а не Василий Васильевич — что и говорить! Не такого, не такого мне надо * — и только». Теперь далее.
Левон поставил после «только» большой восклицательный знак и снова принялся за чтение.
— «В-четвертых: Спросить каждого дворового человека следующим образом: а что ты принес доходу в год — какая была твоя служба — и сколько было на тебя расходу — а? И по его ответу так и поступать, чтобы дворовый человек приносил или пользу, или удовольствие; без того его не держать». Отметка: отнесено к пункту первому.
— Как к пункту первому! — воскликнула барыня.
— Там — также о дворовых говорится, — возразил Левон.
— Так что ж, что говорится! Здесь сказано: спросить каждого дворового — а там написано про дворовых вообще. Спрашивали ли хошь одного дворового так, как я приказывала?
— Никак нет-с, — пробормотал смущенный секретарь.
— А я спрашиваю — почему не спрашивали?
Никто не отвечал.
Лицо Глафиры Ивановны омрачилось.
— Долго ли мне мучиться с вами? — продолжала она. — Долго ли вам не слушаться меня!
— Отметки не я составляю-с, — проговорил трепетным голосом Левон, — а вот они-с. — Он указал на главного приказчика и на бурмистра. — Я только записываю.
— Я знаю, что не ты. К пункту первому! Я знаю, почему они поставили: к пункту первому! Я бы тебя, например, спросила, — прибавила Глафира Ивановна, внезапно обратившись к Кинтилиану, — что тымне стоишь с своим семейством — сколько на тебявыходит всякого добра — а какую я от тебя пользу вижу? Или удовольствие? Уж я не говорю о том, что ты себе там в карман кладешь!
Кинтилиан только губы стиснул.
— Исполнить мое приказание, сегодня же исполнить — и начать с него, — промолвила барыня, указывая на Кинтилиана. — Коли он главный приказчик, пускай же он подаст пример другим…
«В-пятых: Я в нетерпенье приобретать… Не забыть мне видеться и переговорить с…» Здесь поставлены три крестика, — прибавил Левон, понизив несколько голос — «Он, сдается мне, именно тот человек, которого я искала». Здесь вы изволили приказать поставить: Нотубене.
— Хорошо, знаю… продолжай.
— «В-шестых: Сказать матерям отпущенных по оброку актрис, чтобы они к ним написали и советовали бы им вскорости откупиться * ; а то-де вас вернут и здесь в работу определят. Мы-де вас предваряем от себя». Отметка: «Актрисиным матерям сообщено».
«В-седьмых: Я хочу доказать Василию Васильевичу, что и без него могу, как будто его не было на свете. Я сама, сама, сама. А то всё будет по-прежнему. Лучше мое худое пусть, чем его хорошее: не надо».
— Довольно! — воскликнула Глафира Ивановна. — К чему об этом только говорить — надо действовать…
И Глафира Ивановна снова погрузилась в раздумье, изредка только подергивая губами и погромыхивая четками.
— Кинтилиан Андреев! — воскликнула она наконец.
Старик встрепенулся.
— Сударыня!
— Можешь ты мне сказать, сколько я в год плачу в Опекунский совет?
— Четырнадцать тысяч рублей серебром с лишком, — ответил, не мешкая, Кинтилиан.
— А сколько всего долгу?
— Около двухсот десяти тысяч.
— Около! с лишком! Что это у тебя за манера отвечать? Около! Разве для того я тебя определила главным приказчиком, чтобы ты мне отвечал: около!
— Прикажете — можно сейчас в бумагах справиться и точную ведомость представить, — возразил старик.
— Этакие важные вещи должно знать тебе на память, а не справляться об них в бумагах! Это всё беспорядки… Когда я беспорядки эти переведу! А в нынешнем году мы ничего не платили?
— Никак нет-с.
— А за прошлый год все заплачено?
— Никак нет-с… За нами недоимка состоит… две тысячи четыреста тридцать рублей с копейками, — поспешил прибавить Кинтилиан.
— Стало быть, мне штрафные деньги придется платить?
— Должно предполагать-с.
— А почему же не заплачено в Опекунский совет? Разве денег не было?
— Деньги были-с — да и на другие расходы пошли.
— А на какие именно?
— На содержание господского дома, на покупку скота; Василью Васильевичу известно-с; они распоряжались-с.
Глафира Ивановна вспыхнула.
— Опять Василий Васильевич! Как вы мне надоели с вашим Васильем Васильевичем! Сколько раз мне приказывать вам — не упоминать при мне имени Василья Васильевича! Особенно здесь, в собственной моей конторе. Знать его я не хочу, вашего Василья Васильевича. — И Глафира Ивановна встала и несколько раз прошлась по комнате.
— Садись и пиши, — примолвила она вдруг, поравнявшись с секретарем. — А вы слушайте.
Левон проворно сел за стол, схватил длинное перо, обмакнул самый кончик его в чернила и склонил голову на левый бок.