Том 5. Стихотворения, проза

Бальмонт Константин Дмитриевич

Котловина

Пожар – мгновенье первое земли, Пожар – ее последнее мгновенье. Два кратера, в безумстве столкновенья, Несясь в пустотах, новый мир зажгли. В туманной и пылающей пыли Размерных вихрей началось вращенье И волей притяженья-отторженья Поплыли огневые корабли. В безмерной яме жгучих средоточий Главенствующих сил ядро легло, И алым цветом солнце расцвело. Планеты – дальше, с сменой дня и ночи. Но будет час. Насмотрятся все очи. И все планеты рушатся в жерло.

Огненный мир

Там факелы, огневзнесснья, пятна, Там жерла пламеносных котловин. Сто дней пути – расплавленный рубин. И жизнь там только жарким благодатна. Они горят и дышат непонятно. Взрастает лес. По пламени вершин Несется ток пылающих лавин. Вся жизнь огня сгущенно-ароматна. Как должен быть там силен аромат, Когда, чрез миллионы верст оттуда, Огонь весны душистое здесь чудо. Как там горит у Огнеликих взгляд, Коль даже мы полны лучей и гуда, И даже люди, полюбив, горят.

Пламенник

Пора мне начертать псалом ночам и дням, Пора отобразить желание созвучий, Которое всегда сквозит в растущей туче, Узорчато ее меняя по краям. Из капелек росы, из чернооких ям, Из бочагов, прудков, с полей, лугов и кручи В неуловимости незримый, но певучий, Восходит медленно до солнца фимиам. До Солнца не дойдет. Но, выманен лучами, Сгустится дымами. Придвинет к хоти хоть. Да в слово плоть войдет, и слово станет плоть. Вот молния дрожит. Грозит и жжет очами. Дозволь упиться мне и днями, и ночами. Я пламенник, я твой, дозволь сверкнуть, Господь.

Жертва

Когда зажглась кроваво, свет взвивая, Полнеба охватившая, заря, Казалось, на высотах алтаря Небесного, там жертва есть живая. Был зноен день. Всю влагу испивая, Жара дымилась, деланье творя. И каждый лист рабом был для царя Единого, чья воля – огневая. Озер и рек обильный водоем, И каждая росинка от побега Поникших трав, вспоили хлопья снега, – Поток лавин в объеме тучевом. Весь мир застыл. В той душной пытке нега. И огнь, вещая ливень, рушил гром.

Звездные знаки

Творить из мглы, расцветов и лучей, Включить в оправу стройную сонета Две капельки росы, три брызга света И помысел, что вот еще ничей. Узнать в цветах огонь родных очей, В журчанье птиц расслышать звук привета, И так прожить весну, и грезить лето, И в стужу целоваться горячей. Не это ли веселая наука, Которой полный круг, в расцвете лет, Пройти повинен мыслящий поэт? И вновь следить в духовных безднах звука, Не вспыхнул ли еще не бывший след От лёта сказок, духов и комет.

Горное откровение

Безмолвие нагорной высоты, Молчания узорные хоромы, Провалы, светояры, крутоемы, Противоглыбы разной остроты. Дойди до самой сказочной черты, Взнеси свой дух на крайние изломы, Туда, где дома – молнии и громы, Где резок свет стремнинной пустоты. Смотри. Где вся природа чрезвычайна, Какой она не может быть везде, Где небо ближе к озерной воде, Где бездна звезд в тиши ночей безкрайна, Над пропастью глядит цветок к звезде, Чтоб даже здесь благоухала тайна.

Та, которою движутся звезды

Из раковины музыка морская, И музыка из горла соловья. Условие и краска бытия. Всегда одна. Всегда везде другая. В простом венке. Всем жаждам дорогая. Хотящая промолвить: «Я твоя». Кто к ней пришел? Он я и он не я. В ней дышит Вечность, в миге пробегая. Цветок, который ждет, чтоб развернуть Непознанность красивой пышной чаши. Звезда, где чары наши и не наши. Дремучий лес, в котором будет путь. Она когда-то и когда-нибудь. Желанье Солнца грезу сделать краше.

Рассвет

Едва озарены верхушки гор. Еще не вышло гордое Светило, В котором всем земным восторг и сила. Сейчас оно начнет дневной дозор. Под белой дымкой зеркало озер. Цветы еще закрытый кадила. Долины спят. Но тьма уж уступила. И только знака ждет старинный бор. Купавы словно дремлющия луны. Все шире свет. Все ярче горный храм. Расплавленный рубин по ледникам. Весь мир земной натянутые струны. Скорей. Скорей. Мы снова будем юны. И ток огней ударил по струнам.

Что со мной?

Что сделалось со мной? Я весь пою. Свиваю мысли в тонкий строй сонета. Ласкаю зорким взором то и это, Всю вечность принимаю как мою. Из черных глыб я белое кую. И повесть чувства в сталь и свет одета. Во всем я ощущаю только лето, Ветров пьянящих теплую струю. О, что со мной? Я счастлив непонятно. Ведь боль я знаю так же, как и все. Хожу босой по стеклам. И в росе Ищу душой того, что невозвратно. Я знаю. Это – солнце ароматно Во мне поет. Я весь в его красе.

Пир

Пир огненный вверху уже готов. Горячий ток дошел до нижних далей. Повесил по ветвям наряд вуалей, Так скоро после дней разлома льдов. На вербе кучки пахнущих цветов. Зима разбила скрепы всех скрижалей. Взамену вьюг, взамен свинца печалей, Качанье золотых колокольцов. Мой лютик. Лютик. Ты совсем не лютый. Купальницы. Бубенчик. Ты звенишь. Упоеваюсь ласковой минутой. Пред пиршеством торжественная тишь. Синее синь. И с громом, в туче вздутой, Расцвел Огонь, лозою перегнутой.